Попрыгунья - [62]

— Думаю, вы могли бы нам рассказать, что это было за замечание, мистер Шерингэм. Ведь здесь, как вам известно, нас не связывает закон о свидетельских показаниях.

— Мистер Уильямсон сказал: "Твоя невестка, она что, совсем ненормальная, Рональд?"

Смех в зале.

— А-а! — сказал коронер, тоже не без улыбки. — В самом деле? Очень любопытно. Мы спросим об этом у самого мистера Уильямсона. Именно это заставило вас, мистер Шерингэм, обратить на миссис Стреттон более пристальное внимание?

— Именно это. В результате чего я пришел к заключению, что предположение мистера Уильямсона хоть и содержит в себе некоторое преувеличение, однако не лишено оснований.

— Что из замеченного вами привело к подобным выводам?

— После этого я отметил, что миссис Стреттон явно склонна к некоторой аффектации и демонстративноеTM. Ей хотелось постоянно быть в центре внимания, — тут Роджер напомнил о ее дефиле по стропилу, о танце "апаш", упомянуть о коем было просто необходимо, и дополнил это, изложив суть своей беседы на крыше с миссис Стреттон, в ходе которой она угрожала самоубийством. — Боюсь, однако, что не придал тогда значения этой угрозе, сочтя ее очередным проявлением страсти миссис Стреттон к театральным эффектам.

— И вы по-прежнему придерживаетесь этого мнения?

— Нет, теперь я считаю, что ошибался. Не то чтобы меня переубедило последовавшее событие, но теперь мне представляется, что на самом деле миссис Стреттон была куда более психически неуравновешенна и ее мания величия простиралась куда дальше.

— Вы, значит, полагаете, что она простиралась вплоть до самоубийства?

— При достаточно эффектных внешних обстоятельствах, — мрачно ответил Роджер, — да.

И получил позволение покинуть свидетельское место.

О креслах — по-прежнему ни слова.

Роджера это начинало всерьез удивлять. Он был совершенно уверен, что последуют один-два вопроса — где находилось кресло на момент, когда тело сняли с виселицы, или хотя бы о том, было ли там кресло. Но вопросов не последовало. Ему снова сделалось не по себе. Может, все-таки у полиции и правда остался еще какой-то козырь в рукаве?

Следующим свидетелем оказался мистер Уильямсон, и Роджер не сводил с него встревоженных глаз. Прорепетировать с Уильямсоном его роль еще раз утром не хватило времени, и со вчерашнего вечера переговорить с ним практически не удалось, если не считать поспешной инструкции ссылаться на миссис Лефрой в случае, если какая-то подробность вдруг выпадет из памяти. Это было выше человеческих сил — сидеть и молча ждать, выкрутится Уильямсон или нет.

Тут Роджеру припомнилась несколько странная реплика Уильямсона в ответ на его инструкцию. Как это он выразился? Все в порядке, как-то так, он утряс все с Лилиан. Знать бы, что он этим хотел сказать? Это было легкомысленно не переспросить сразу. Просто невероятно легкомысленно! Не могла миссис Уильямсон перехватить своего супруга и разрушить все с таким трудом созданное, сообщив, что никакого кресла для миссис Лефрой он не вытирал? Но, с другой стороны, откуда ей это знать?

— Тем временем мистер Уильямсон продолжал свои показания.

— Как я обнаружил тело, а? Ну, знаете, мы все ходили, искали, и я подумал, догадался ли кто-нибудь посмотреть на крыше, взял и поднялся туда. И там ее нашел, знаете ли.

— Но почему она привлекла ваше внимание? Как я понял, другие на крыше уже побывали.

— О, ну, просто они, наверное, на нее не натолкнулись. Э? Да. А она показалась мне слишком тяжелой для соломенной куклы, и это, — сказал мистер Уильямсон, тоже мало-помалу усваивая соответствующую фразеологию, — вызвало определенные подозрения.

Коронер вкратце поспрашивал его про последовавшую общую тревогу и попытки оказать первую помощь, а затем, возвратившись к пресловутому вопросу, адресованному мистеру Рональду Стреттону и нечаянно услышанному мистером Шерингэмом, спросил, что могло навести мистера Уильямсона на подобную мысль.

— Ну, понимаете, я тогда только-только с ней поговорил, — смутился мистер Уильямсон, — то есть это она со мной говорила.

— И в чем состояла суть вашей беседы?

— Да вот, она толковала о своей душе, — по мере объяснений легкая робость Уильямсона уступала место негодованию. — Ага! Глушит двойной виски и толкует о своей душе, и не лучше ли, мол, сунуть голову в газовую духовку и со всем покончить. Что? То-то!

Под общий смех Роджер, сидевший между Рональдом Стреттоном и Колином, шепнул последнему:

— Великолепный штрих! Такого не отрепетируешь! Какая убедительность!

— Будем надеяться, что свой урок он отбарабанит не хуже! — шепнул Колин в ответ.

Коронер, утихомирив публику, продолжал расспрашивать мистера Уильямсона о той беседе, мягко педалируя тот факт, что миссис Стреттон уже вынашивала план самоубийства еще до инцидента в зале.

— Он правильно настроен, — радостно зашептал Рональд Стреттон, обращаясь к Роджеру. — Я на это и рассчитывал — вчера вечером.

Наконец пришел черед вопросов, так ожидаемых Роджером.

— А скажите мне, пожалуйста, мистер Уильямсон, когда вы снова вернулись на крышу после того, как тело оттуда убрали, к вам туда кто-нибудь заходил?

— Да, правильно, — учтиво отвечал мистер Уильямсон. — Миссис Лефрой.