Поперчить посахаренное - [80]

— Привет, бессовестная скотина, — поднял трубку друг. Шуга не удивился, потому что между собой они называли друг друга как угодно, но повод всё-таки чаще был, и его следовало узнать:

— Чего это я?

— Чонгук сказал, как ты потешаешься над исламскими террористами. Мне их даже жалко стало.

— Он донес про кусок сала, брошенный в плов, перед тем, как мы их взорвали?

— Именно. Обязательно было говорить им о том, что они съели? Тебя чуть не пристрелили.

— А то б они умерли со спокойной душой! Я не мог, — Шуга был доволен собой. По части унижения врага ему почти не было равных. Подкинуть мусульманским экстремистам свинины — что может быть веселее? Колумбийским наркобаронам он добавлял в молотый кофе сушеного собачьего дерьма, а египетским бедуинам, участвовавшим в работорговле, разводил воду с мочой. В конечном итоге они всех убивали, но какая радость без дополнительных забав? Ему мечталось когда-нибудь самого большого злодея в мире заставить встать на одну ногу и прокукарекать. Насовершал преступлений — изволь опозориться перед смертью, чтобы не был героем и примером для последующих поколений, если вдруг захотят гадить. Высмеянный злодей уже не злодей, а посмешище. — Слушай, Джинни сказала, что ты въебал Бобби?

— А, ерунда. Поговорили по-мужски.

— Что он за тип такой? Я тоже хочу с ним поговорить.

— Не надо, Шуга. Не лезь.

— Почему?

— Эвр[2]. Слышал когда-нибудь эту кличку?

— Эвр? Дикий Эвр, который в прошлом году уступил Сандо в соревновании вольных наёмников? Слышал, но не видел.

— Ну вот, теперь увидел.

— Что?! — приподнялся Шуга. Одеяло сползло с его груди. Он покосился на дверь в ванную. Вода ещё шумела. — Какого хера он прикидывается студентиком и лезет к Джинни?

— А я с какого хера знаю?

— Он точно вольный?

— Ну вот Сандо вольный или наш?

— Наш.

— А что думают все?

— Что вольный.

— Ну и хуль ты мне глупые вопросы задаёшь? — поморщился по ту сторону Хоуп лениво. — Я сделал запрос нашему хакеру. Он пробил всё, что можно было по поводу этого Ким Чживона, Бобби, Эвра… ничего.

— Ничего подозрительного?

— Нет, вообще ничего. В смысле такого человека нет. Ни как Ким Чживона, ни как Бобби. Ни родственников, ни места рождения. Вот просто вообще ничего. Он учится по поддельным документам на имя Ким Чживона, которые были зарегистрированы лет десять назад, точно сейчас не скажу.

— А окружение пробили?

— Среди друзей подозрительного мало. Самый подозрительный — Ким Ханбин. Не замечен ни в чем откровенно преступном, но его отец — олигарх из Сингапура, у него там крупный бизнес, связанный с грузоперевозками.

— Мне это не нравится.

— Думаешь, я в восторге?

— И чего с ним делать? Может, ёбнуть? — Шуга предложил, но самому это сразу же не понравилось. Это подло.

— Ты считаешь, что это просто? Один на один с ним не особенно-то и совладаешь, а толпой… подло, — озвучил Хоуп мысли Юнги. — Но даже если так, а за ним, вдруг, скрывается нечто большее, чем наёмник-одиночка, очередные пиздарики собирать не хочется, Сахар. Я с Сингапуром сразу сматываю удочки, нахуй, Шуга, нахуй.

— Но если это касается Джинни? Что должен делать я? Что должен делать Рэпмон? Смотреть, как с ней, если ему вдруг вздумается, он вытворит неизвестно что?!

— Он же вроде успокоился, — заметил Хосок. Откуда-то в комнате заиграла мелодия. Юнги поискал источник звука и понял, что это телефон в брошенной на пол сумке Джинни.

— Ладно, ещё созвонимся и поговорим на эту тему. Пока! — распрощался с товарищем парень и вылез голым из постели, чтобы взять трубку и подать её девушке в ванную. Расстегнув молнию, Шуга развел края глубокой сумки и, прежде чем найти мобильный, увидел какие-то яркие бумажные сердечки. Что это? Уж не ему ли Джинни готовила сюрприз, а он нечаянно увидел его? Юнги бросилось в глаза то, что на них написано её имя. Джинни. И это не её почерк. Может, Дохи или Хёны? Молодой человек достал верхнее сердечко и перевернул. «Прости меня». Кого и за что? Хмыкнув, Шуга не выдержал и вытянул следующее, зачитав молча: «Возможно, это не самая нужная вещь в твоей жизни, и она не принесёт тебе той радости, на которую я хотел бы надеяться, но, по крайней мере, такого точно больше ни у кого нет». Хотел… мужской род. Никаких Дохи и Хёны. Какого черта это всё в сердечках? «И за что извинения, блядь?!» — едва не смял листок Юнги, но сдержался. Гадать не приходилось, от кого это было… Бобби… успокоился, значит, да? Бобби… Если он успокоился, то что ж Джинни таскает с собой эти записочки? Может, она не успокоилась? В Шуге закипела кровь. Он не смог остановиться и вытащил следующую красную бумажку. «Я могу подарить тебе только себя». «Пошёл ты на хуй с таким подарком!» — крикнул в мыслях Юнги. Вода за спиной выключилась. Он швырнул все сердечки обратно, застегнув сумку, не заметив, когда перестал звонить телефон.

Что произошло? Что было, пока его не было? Почему Джинни солгала и не сказала, что есть вот такие записочки? Почему она не выкинула их? Почему сохранила? И с какой готовностью она встала на колени и попыталась ему отсосать! Кто научил её этому? Кто?! Шуга медленно вернулся к кровати и сел на неё. Джинни вышла из ванны, завернутая в полотенце. Она игриво косилась на парня, но заметила, что в его лице уже не азарт и страсть, и даже не усталость, а мрачность, припорошенная презрением.