Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную - [15]

— Выпейте воды, — Истомин протянул ему открытую флягу. — Идти сможете? – спросил он, после того как спасённый им человек прекратил пить.

— Да, — закивал тот, — могу. Спасибо вам, товарищ, только мешок мой возьмите,  там… — он сделал паузу, — государственные ценности.

— Ладно, — Истомин поднял мешок. — Ну ничего себе, да в нём полпуда веса, не меньше. Госценности, значит. Точно золото или что-то в этом роде. Вот значит как. Но такую тяжесть в одной руке тащить, на нём даже лямок нет.

— Я сейчас, — Истомин подошёл к одному из мотоциклов, открыл багажник, достал оттуда немецкий пехотный ранец и, выбросив всё содержимое, сунул туда мешок. Так-то лучше. Полпуда на спине не то, что в руке, тем более, когда она у тебя одна.

— Всё, — Фёдор Иванович Рублёв, а так звали спасённого Истоминым человека, пошатнувшись, схватился за ствол дерева, — не могу больше, давайте хоть пять минут отдохнём.

— Не пять минут, а до утра, и не меньше, — Истомин огляделся. — Здесь ночевать будем. Мы по ручью шли, так что немцы нас даже с собаками не найдут. Да и вечер уже, привал.

Некоторое время оба лежали молча. Потом Истомин вынул из вещмешка трофейный паштет. Обед и ужин сразу, что же, давно пора. От голода уже подводило живот. Пеший переход для кавалериста – нет, всё же с первого раза трудновато. На продуктах решили не экономить, так как вдали стала отчётливо слышна канонада, а, следовательно, до фронта один день перехода или около того. Ну а в случае чего у немцев можно подхарчиться, если повезёт, конечно.

— Ну что же, — начал Рублёв, когда они покончили с едой. — Разрешите представиться ещё раз, Рублёв Фёдор Иванович, кассир госбанка. Как вы уже, думаю, догадались, в мешке…

— Золото? – Истомин улыбнулся.

— Да, восемь килограммов драгметалла в слитках и деньги еще – пятьдесят серебряных рублей екатерининской чеканки, но это мелочь, главное, вы, Василий Андреевич, золото от немцев спасли. Как только до наших доберёмся, я буду ходатайствовать о награждении вас орденом, и не меньше. Это же настоящий подвиг. Ведь здесь, — Рублёв хлопнул по ранцу, — десятки танков, сотни орудий, тысячи снарядов, гранат и патронов. Огромный неоценимый вклад в фонд обороны.

— Ну, насчёт моего участия вы, Фёдор Иванович, несколько преувеличиваете, — возразил Истомин. — Уж кто-кто, а подвиг совершили именно вы. А я так, на подхвате был. Оказался в нужное время в нужном месте, и не больше.

— Может быть, может быть, — согласился Рублёв, — но и вы награды достойны, так что уж не скромничайте.

— Ладно, — согласился Истомин, — не буду. Вот только мне одно непонятно. Как так случилось, что вы один такие ценности переправляли, их же ведь с охраной транспортировать должны

— Должны-то должны, — вздохнул Рублёв, — да вот только тут такая история получилась. В общем, это клад.

— Как клад? – не понял Истомин, — его что, перед войной нашли?

— Нет, — мотнул головой Рублёв, — в войну, причём благодаря немцам. Они по нашему филиалу, а он у нас в старинном купеческом доме был, во время очередного артобстрела снарядом попали. Часть стены-то и рухнула, а оттуда слитки посыпались.  Трое нас было я, охранник и шофёр. Так мы это всё в мешок, сами в эмку – и ходу. Да только далеко уехать не получилось. Мессер нас расстрелял. Я один живой остался. Вот и пошёл с золотом к линии фронта. А тут немцы, а тут вы, Василий Андреевич. Так что спасибо вам ещё раз, а то бы конец. Ну не врукопашную же мне против немцев с одной-то рукой идти. Так бы и угодил к ним в лапы. Я же с ними ещё в Империалистическую с самого четырнадцатого года воевал. Так что у нас в этом вопросе взаимные любовь и уважение, так сказать.

— Руку там потеряли? – поинтересовался Истомин.

— Нет, на Гражданской, — снова вздохнул Рублёв. — Летом девятнадцатого, на Урале. Мы тогда беляков генерала Каппеля добивали. Вот тогда-то мне руку и посекли. 20 июля, аккурат в день рождения. Сшиблись мы тогда с белыми, наскочил на меня офицер один, как молнией шашкой махнул – и нет руки. Сразу видно, рубака был изрядный. Хорошо, что хоть клинок у него сломался, а то бы располовинил меня вторым ударом до седла, не иначе.

«20 июля 1919 года, бой на Урале, — Истомина передёрнуло. — Да что сегодня – день встреч? Ведь это же… ну точно – он, тот самый командир красного отряда, с которым они меньше недели назад рубились. В том предпоследнем бою, где он, штабс-ротмистр Истомин, шашку сломал, своим коронным ударом, руку красному отрубив, и вот теперь он этого же самого красного, но уже в другом времени вместе с золотом от немцев спас. А пред этим своего бывшего однополчанина, что к немцам служить ушёл, казнил. Во дела. Это как же выходит..»

— Что с вами, Василий Андреевич? – с тревогой в голосе спросил Рублёв. — Вам плохо, вы что-то вдруг сразу так побледнели  Да нет, всё нормально, — мотнул головой Истомин. Просто представил, каково это в день рождения такой  подарок получить. Удовольствие куда ниже средне-го.

— Согласен, опять вздохнул Рублёв, — но если учесть перспективу, что могло бы быть и хуже, то всё не так уж и плохо получилось. Гражданскую пережил, на счетовода выучился, семью завёл, дочку вырастил, внучка недавно родилась, должность хорошая. И чего бы ни жить, а тут война. Хорошо, что хоть семейство в конце мая по случаю к родственникам на Урал погостить отправил. Повезло. Эх, если бы не рука, сейчас бы уже в ополчении немцев стрелял. А так…