Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную - [14]

— Да, служил, а что? — удивился Мерзяев.

— Штабс-ротмистра Истомина Владимира Васильевича помнишь?

— Ну, вроде был такой… Господи, да это же…

— Он самый, — подтвердил Истомин. — Да, да, я и есть, господин поручик. А то, что не постарел за эти двадцать два года, так это в жизни бывает иногда. Так же как и то, что в звании рядового сейчас. Не думай, меня никто не разжаловал. Просто война уж очень внезапно началась, а у меня при себе соответствующих документов не оказалось, вот рядовым и записали, пока. Но не обо мне речь. Ты-то как немецким офицером стал? Вот это-то мне объясни.

Мерзяев молчал минут пять, очевидно, переваривая услышанное, потом процедил сквозь зубы

— А ты теперь, значит, за красных воюешь, иуда. И ещё после этого смеешь меня спрашивать, как я немецким офицером стал? Ты же дворянин, а потому иуда вдвойне. Или забыл, как нам Англия и Америка с красными воевать в Гражданскую помогали? Вот так я офицером вермахта и стал.

— Ну про иуду это ты зря, — Истомин глянул Мерзяеву прямо в глаза. — Если уж кто из нас иуда, так это только ты и никто другой. Я-то за родину свою воюю, да, да, именно так. За родину, а не за советскую власть. А что касается того, что нам в Гражданскую англичане и американцы с красными воевать помогали. Да, было такое дело. Вот только мы не их форму носили и не как солдаты их армии в бой с красными шли. Чувствуешь разницу

— Так значит, ты за Деникина?

— Какого Деникина? – не понял Истомин.

— Антона Ивановича, — уточнил Мерзяев. — Он, как война началась, воззвание ко всей русской эмиграции сделал. Что раз Гитлер на Россию напал, то мы все должны, дескать, на её защиту встать.

— Да, за Деникина, — подтвердил Истомин. — И мне очень приятно слышать, что генерал Деникин Антон Иванович иудой не стал.

— Значит, ты меня убьёшь? – упавшим голосом спросил Мерзяев.

— Нет, казню как предателя или… — Истомин, сделав паузу, положил руку на кобуру с трофейным «Парабеллумом», — можешь застрелиться, ты же офицер.

— Хорошо.

«Да, неоднозначная ситуация. — Истомин поднял с земли «Парабеллум». — И вроде бы правильно всё, враг он, однозначно враг, раз с немцами пришёл, и иуда в полной мере. Ну не слепой же он был, в конце-то концов, чтобы не видеть, что такое теперешние немцы есть, чтобы их с интервентами путать. Но с другой стороны вроде… Хотя нет, с какой стороны не крути, всё одно выходит не тех он союзников себе выбрал, чтобы с советской властью счёты сводить, ой, не тех. Злоба на большевиков разум ему затмила, не иначе. А злоба она ведь вещь такая, напрочь ум вышибить может. Вот как у вас, ваше благородие, например, — вмешался в ход мыслей Истомина внутренний голос. — Встали тут посреди леса и дискуссии сами с собой развели. Как да если бы да не так, ну прямо комиссар на политчасе. Только тот, у своих политику толкает, а вы, господин штабс-ротмистр, у немцев под боком. Ну и кто же вы после этого? А ведь точно, — спохватился Истомин, — тут же до той поляны и пары километров не будет, а если немцы серьёзные поиски начнут, то… А я тут стою и о политике рассусоливаю. Да и вообще глупая это изначально идея была немцам допрос устроить. Ну чего они в сущности такого важного могли знать? Положил бы их всех разом, шашлык в зубы – и ходу. Так нет же, вообразил себя мстителем всея Руси, и «Бордо» не попробовал, а оно наверняка марочное было. Ладно, всё, в дорогу», — и, сунув в вещмешок кобуру с «Парабеллумом», Истомин быстрым шагом углубился в лес.

Шёл долго, с максимальной осторожностью, часто делая петли, чтобы сбить со следа возможную погоню, и только отойдя от известного места километров на десять, Истомин решил сделать привал. Но не тут-то было. Сзади со стороны грунтовой дороги, которую он только что пересёк, послышался шум двух мотоциклетных моторов, а потом ударила пулемётная очередь. Влип, мгновенно упав на землю, Истомин взял на прицел мотоциклистов, но тут же понял, что стрельба ведётся не по его душу. Его немцы из-за деревьев не видели вообще, к тому же у них было занятие поинтересней, чем искать в придорожных зарослях одинокого бойца Красной армии.

Немцы охотились на человека. Именно охотились, по-другому не назовёшь. Человек бежал от них к лесу, а они гнались за ним на мотоциклах, периодически постреливая из установленных в люльках пулемётов под ноги бегущему. Всё равно, что гончие на зайца. Так, немецкая охота в русском лесу. Истомин усмехнулся. Ладно, шестеро уже шашлык съели, теперь очередь за охотниками.

Человек бежал как раз в сторону Истомина. То, что надо. «Ну, ближе, ближе. Ох ты, да он инвалид, и в возрасте, уже лет пятьдесят, не меньше». И действительно, правой руки ниже локтя у человека не было, а в левой он тащил кожаный мешок. «Да брось ты его, дурень, не добежишь ведь, что там, золото, что ли?» – думал Истомин, выцеливая мотоциклистов. Всё, человек без сил рухнул на землю в каких-нибудь пятнадцати-двадцати метрах от Истомина. Немецкие мотоциклисты резко затормозили рядом. «Ваш выход, господин штабс-ротмистр». Истомин срезал всех шестерых одной очередью, а потом, выйдя из зарослей и на ходу сменив магазин автомата, добавил ещё. Так, с этими порядок, а как там «заяц» «Заяц» лежал на земле и тяжело дышал.