Понятие права - [29]

Из этого положения непосредственно не ясно, чем может отличаться «авторитет» законодателя от его «власти», если мы избавимся от понятия правила в пользу более простой идеи привычки. Однако общий смысл утверждения вполне ясен. Он в том, что, хотя источник или происхождение закона, такого как Акт о колдовстве в историческом смысле слова является результатом законодательной деятельности бывшего суверена, своим современным статусом в качестве закона Англии он обязан признанием его в этом качестве со стороны нынешнего суверена. Это признание принимает форму не эксплицитного приказа, как в случае со статутами, принимаемыми нынешними законодателями, но молчаливому выражения воли суверена. Это состоит в том, что он не возражает, хотя и мог бы, против использования органами власти (судами и, возможно, исполнителями приговора) статута, принятого много лет назад.

Это, конечно, та же теория молчаливых приказов, рассмотренная ранее и призванная объяснить правовой статус разнообразных обычных правил, по поводу которых, как представляется, никто никогда не издавал никакого приказа. Очевидно, что критика этой теории в третьей главе еще лучше подходит в случае с непрерывным признанием законов, принятых в прошлом. Ведь, учитывая право широкого усмотрения судов, которые могут отвергать неразумные обычные правила, резонно предположить, что до тех пор пока суд не применил то или иное обычное правило в конкретном случае, оно не имеет статуса закона, однако едва ли резонно считать, что статут, изданный прошлым «сувереном», не является законом до тех пор, пока суд не применил его в конкретном случае, и это решение не получило законной силы благодаря согласию со стороны действующего суверена. Если эта теория верна, то отсюда следует, что суды не придают законную силу этому статуту потому, что он уже является законом; и было бы абсурдным выводить это заключение из того факта, что нынешний законодатель мог бы повторить законы, изданные прошлыми законодателями, однако не воспользовался предоставленной ему властью. Ведь в современной Англии совершенно одинаковый правовой статус имеют как викторианские статуты, так и те, что провозглашены Королевой в Парламенте. Все они являются законами еще до того, как применены судами и, когда соответствующие случаи действительно возникнут, суды применяют викторианские и современные статуты именно потому, что они уже являются законами. Ни в одном случае эти законы не становятся законами лишь после их применения; и в обоих случаях их статус в качестве законов обусловлен тем фактом, что они были провозглашены лицами, чья законодательная деятельность ныне признается авторитетной в соответствии с принятыми правилами, независимо от того, живы эти лица или нет.

Неадекватность теории, согласно которой статуты прошлых лет сохраняют свой статус в качестве законов потому, что современный законодатель соглашается с тем, что они используются судами, проявляется наиболее ясно в том, что она не в силах объяснить, почему современные суды должны делать различия между викторианскими статутами, которые не были отменены, считая их все еще законами, и статутом, отмененным во времена Эдуарда VII, не считая их более законами. Очевидно, что, проводя подобное различение, суды (а также юристы и любой простой гражданин, понимающий смысл права) пользуются в качестве критерия фундаментальным правилом или правилами, определяющими, что для судов законом является как настоящее, так и прошлое законодательство: они не базируют свое решение в выборе между двумя статутами на знании о том, признал ли нынешний суверен молчаливо (то есть позволил применять) тот или иной статут.

По-видимому, единственным достоинством отвергнутой нами теории является то, что она представляет собой размытую версию реалистичного напоминания (realistic reminder). В данном случае это напоминание, что если официальные лица, и прежде всего суд, не принимают правило, благодаря которому законодательный акт, современный или прошлых времен, считается авторитетным, то он лишается важнейшего свойства закона. Однако этот довольно банальный реализм не должен низводиться до уровня теории, некогда известной как теория правового реализма, основные особенности которой будут рассмотрены позже; в соответствии с некоторыми версиями этой теории статут вообще не считается законом до тех пор, пока он не применен судом. Существует различие, важное для понимания сущности права, между верным утверждением, что если статут является законом, то суды должны признавать правило, что определенные законодательные акты создают право, и вводящей в заблуждение теорией, согласно которой никакой акт не является законом до тех пор, пока не применен судом в конкретном случае. Некоторые версии правового реализма идут гораздо далее ошибочного объяснения феномена непрерывности законодательства, которую мы критиковали, так как они доходят до того, что отрицают правовой статус любого статута, современного или древнего, до тех пор, пока суд не применил его в конкретном случае. И все же объяснение непрерывности права, которое не признает полномасштабную теорию правого реализма и основывается на положении, что статуты современного суверена, в отличие от законов прошлого суверена, являются законами до того, как они применены судом, еще хуже и совершенно абсурдно. Эта половинчатая позиция неверна потому, что мы не обладаем критерием, позволяющим различить правовой статус статута современного законодателя и неповторенного статута прошлого суверена. Либо они оба (как признают обычные юристы), либо ни один из них (как решит радикальный правовой реалист) не является законом до того, как применен современным судом к определенному казусу.