Понятие права - [26]
Внутренний аспект правил часто ошибочно противопоставляется наблюдаемому с точки зрения внешней позиции поведению как всего лишь «ощущения» участников событий. Несомненно, в ситуации, когда правила получают всеобщее признание со стороны социальной группы и поддерживаются критикой и давлением со стороны общества, отдельные лица могут психологически воспринимать требования соблюдать правила как ограничение или принуждение. Говоря, что они «чувствуют себя обязанными» поступать определенным образом, они могут иметь в виду именно этот опыт. Но такие чувства не необходимы и недостаточны для существования «обязывающих» правил. Нет никакого противоречия в том, что люди могут принимать определенные правила, однако не испытывать в их связи ощущения принуждения. Напротив, критическое и рефлективное отношение к определенным образцам поведения, рассматриваемым как общий стандарт, необходимо, и оно должно проявляться в критике (в том числе своего собственного поведения), требованиях соблюдать правила и признании того, что критика и требования подобного рода оправданны. Все это выражается при помощи таких нормативных оборотов, как «вам следует», «вы должны», «вам надлежит», «правильно», и «неправильно».
Таковы важнейшие особенности, которые отличают правила от всего лишь обычного поведения той или иной группы. Помня об этом, вернемся снова к праву. Можно предположить, что наша социальная группа может руководствоваться не только правилами, которые, как в случае требования снимать головные уборы в церкви, задают стандарт должного поведения, но и правилом, которое обеспечивает выявление стандартов поведения более косвенным образом, указывая на слова определенного лица, произнесенные или записанные. В простейшем случае это правило может состоять в требовании выполнять все, что сказал Рекс (возможно, при определенных формальных обстоятельствах). Это положение изменяет исходную ситуацию, ранее описанную в терминах привычки повиновения Рексу: ведь как только это правило признано, Рекс не только фактически определяет должное поведение, но и получает право делать это; так что будет иметь место не просто всеобщее повиновение его приказам, но и всеобщее убеждение в том, что повиновение ему правильно. Рекс станет фактическим законодателем с авторитетной властью издавать законы, то есть устанавливать новые стандарты поведения в жизни группы, причем нет никаких причин, — поскольку мы сейчас говорим о стандартах, а не «приказах», — которые препятствовали бы ему самому быть связанным собственным законодательством.
Социальные практики, лежащие в основе такой законодательной власти, будут по сути теми же, что и лежащие в основе простых правил поведения, подобных требованию снимать головной убор в церкви, которые мы теперь можем обозначить как просто правила обычая; таким же образом они будут отличаться и от общих привычек. Слово Рекса теперь задает стандарт поведения, так что отклонения от предписанного им поведения вызовут критику; на его слово теперь будут ссылаться в качестве основания для критики и требований выполнять правило.
Для того чтобы понять, как эти правила объясняют непрерывность законодательной власти, достаточно лишь заметить, что в некоторых случаях, еще то того как новый законодатель начал свою законодательную деятельность, может быть ясно, что уже существует четко установленное правило, предоставляющее ему, как представителю определенного класса или династии, право делать это в свою очередь. Так в течение жизни Рекса I группа может придерживаться правила, согласно которому лицо, которому следует повиноваться, не сводится к Рексу I как индивиду, но к тому, кто соответствует определенным требованиям, например является старшим живым наследником по прямой линии некоторого предка. Рекс I всего лишь конкретное лицо, соответствующее таким требованиям в данное время. Правило подобного рода, в отличие от привычки повиноваться Рексу I, направлено в будущее, так как касается не только нынешнего законодателя, но и всех, кто придет после него.
Принятие, а значит, существование, такого правила на протяжении жизни Рекса I выражается как в повиновении ему, так и в признании, что он имеет право на повиновение такого рода потому, что соответствует тем требованиям, которые общее правило предъявляет к лицам подобного рода. Так как такое правило, будучи принятым определенной группой, определяет условия преемственности законодательной власти, его принятие позволяет обосновать как положение правового характера, о том, что преемник имеет право законодательствовать еще до того, как он начал это делать, так и положение фактического характера, что новому законодателю скорее всего будут подчиняться так же, как и его предшественнику.
Разумеется, признание этого правила обществом в определенный момент времени не гарантирует его признания в другой период времени. Может случиться революция, и общество перестанет признавать это правило. Это может произойти либо при жизни одного законодателя, Рекса I, или же в момент перехода к другому, Рексу II, и если это случится, то Рекс I утратит или Рекс II не получит законодательные полномочия. Ситуация может быть более темной: возможны промежуточные стадии, когда еще непонятно, имеем ли мы дело с восстанием или временным нарушением старого правила, или же полномасштабным действительным отказом от него. Однако в принципе ситуация ясна. Утверждение, что новый законодатель имеет право законодательствовать, предполагает наличие в социальной группе правила, которое дает ему это право. Если правило, в соответствии с которым он получает этот свой статус, было установлено во времена его предшественника, статус которого также определялся им, то естественно предположить, если ничто не указывает на противоположное, что это правило не оставлено и по- прежнему в силе. Подобная же преемственность наблюдается и в игре, когда судья, если ничто не говорит о том, что правила изменились со времен предыдущего матча, засчитывает новому игроку очки по обычным правилам.
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.