Понятие права - [10]

Шрифт
Интервал

Очевидно, что понятие команды с ее очень крепкой связью с властью гораздо ближе к понятию закона, чем к приказу грабителя, подкрепленному угрозами, хотя последнее — пример того, что Остин, игнорируя различия, указанные в последнем абзаце, ошибочно называет командой. Команда, однако, слишком близка к закону для нашей цели; ибо элемент авторитета, содержащийся в законе, всегда был одной из помех на пути любого простого объяснения того, что такое закон. Следовательно, проясняя закон, мы не можем выгодно использовать понятие команды, которое также включает в себя этот элемент. Действительно, достоинством анализа Остина, каковы бы ни были его недостатки, является то, что элементы ситуации с грабителем, в отличие от элемента авторитета, не являются сами по себе неясными или нуждающимися в дальнейшем объяснении, и, следовательно, мы последуем за Остином в попытке выстроить из этого понятие закона. Мы не будем, однако, в отличие от Остина рассчитывать на успех, скорее надеясь извлечь урок из нашей ошибки [13].

2. ПРАВО КАК ПРИНУЖДАЮЩИЕ ПРИКАЗЫ

Даже в сложном большом обществе, таком как современное государство, возникают случаи, когда должностное лицо персонально приказывает индивиду сделать что-то. Полицейский приказывает конкретному водителю остановиться или конкретному нищему уйти. Но эти простые ситуации не являются и не могут являться стандартными способами функционирования закона хотя бы потому, что никакое общество не могло бы содержать то количество должностных лиц, которое необходимо для того, чтобы обеспечить, чтобы каждый член этого общества был отдельно и официально информирован о каждом акте, совершение которого от него требуется. Вместо этого такие обособленные формы контроля либо применяются в исключительных случаях, либо являются вспомогательными сопровождениями или подкреплениями общих форм предписаний, а не обращены к отдельным индивидам, не именуют их и не указывают на отдельные действия, которые надлежит совершить. Следовательно, стандартная форма даже уголовного статута (который из всех разновидностей закона имеет наибольшее сходство с приказом, подкрепленным угрозами) является общей двояким образом; она указывает общий тип поведения и применяется к общему классу лиц, которые, как ожидается, видят, что она к ним применяется и им надлежит принять ее. Официальные персональные указания индивидам играют здесь второстепенную роль: если первичным общим указаниям не подчиняется отдельный индивид, должностные лица могут обратить его внимание на эти указания и потребовать соответствия им, как это делает налоговый инспектор. Иначе неподчинение может быть установлено и возникнет угроза наказания за него, которое накладывается судом.

Правовой контроль, следовательно, в первую очередь, хотя и не исключительно, есть контроль посредством указаний, которые в этом двояком смысле являются общими. Это первая черта, которую мы должны добавить к простой модели с грабителем, чтобы она воспроизводила для нас характеристики закона. Круг лиц, подверженных воздействию, и тот способ, которым этот круг указывается, могут изменяться в зависимости от различных правовых систем и даже в зависимости от различных законов. В современном государстве обычно понимается, что, в отсутствие особых обозначений, сужающих или расширяющих класс, его общие законы распространяются на все лица внутри территориальных границ этого государства. В каноническом праве присутствует сходное понимание того, что обычно все члены церкви находятся внутри области действия ее права, за исключением того случая, когда указывается более узкий класс. Во всех случаях сфера применения закона является вопросом интерпретации частного закона, где помогают такие общие понимания. Стоит здесь заметить, что хотя юристы, и Остин среди них, говорят иногда о законах, обращенных[14] к группам лиц, — это вводит в заблуждение, предполагая параллель ситуации «лицом - к — лицу», которая реально не существует и не имеется в виду теми, кто использует эти выражения. Приказ людям делать какие-то вещи — это форма коммуникации, и она действительно предполагает «обращение» к ним, то есть привлечение их внимания или принятие шагов, чтобы привлечь его, но принятие законов для людей этого не делает. Таким образом, грабитель одним и тем же выражением — «Давай эти банкноты» — выражает свое желание, чтобы клерк сделал нечто, и действительно обращается к клерку, то есть делает то, чего вполне достаточно для того, чтобы клерк обратил свое внимание на это выражение. Если бы грабитель не сделал последнего, а просто произнес те же слова в пустой комнате, он бы вообще не обратился к клерку и не приказал бы ему сделать что-либо, мы могли бы описать эту ситуацию как такую, где грабитель просто произнес слова: «Давай эти деньги». В этом отношении законотворчество отличается от приказания людям делать нечто, и мы должны принимать в расчет это отличие, используя эту простую идею в качестве модели права. Действительно, может оказаться желательным, чтобы законы, после того как они были приняты, как можно скорее были предложены вниманию тех, к кому они применяются. Цель законодателя при создании законов была бы не достигнута, если бы это обычно не делалось, и правовые системы часто обеспечивают это с помощью специальных правил, касающихся обнародования. Но законы могут быть полноценными законами и до того, как это сделано, и даже если это вовсе и не сделано. В отсутствие особых правил, предписывающих противоположное, законы являются валидно принятыми, даже если тем, кто подлежит их действию, приходится самостоятельно искать, какие законы были приняты и к кому они относятся. Что обычно имеется в виду теми, кто говорит о том, что законы «обращены» к определенным лицам, — так это то, что существуют лица, к которым отдельный закон применяется, то есть от кого он требует вести себя определенным образом. Если мы используем здесь слово «обращен», нам, может, не удастся заметить важную разницу между принятием закона и отдачей персонального приказа, а также мы можем спутать два различных вопроса: «К кому этот закон применяется?» и «Кому он был оглашен?»


Еще от автора Герберт Харт
Право, свобода и мораль

В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».


Рекомендуем почитать
Проблемы жизни и смерти в Тибетской книге мертвых

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.


Зеркало ислама

На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.


Ломоносов: к 275-летию со дня рождения

Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.


Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века

Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.


Ноосферный прорыв России в будущее в XXI веке

В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.