Помню тебя - [25]

И надо мне это перенести. Терпел же Луи Виардо Тургенева. Культура в этом, между прочим, была. Уверенность в себе и в нем, в нас троих. И это нельзя рвать с корнями. Грубо оборванные, они болят, что-то должно перегореть и отслоиться, какие-то глубинные окончания нервов… Так думал я, шагая по темной и плоской листве. И снова смутные мысли приходили… Говорила ли мне точно Лара о том, что есть и было когда-то, и можно ли исходя из этого быть уверенным в дальнейшем?

Но выхода нет. Сказать ему: «Давай, Павел, поймем друг друга и простимся…» Так ему сказать? Ведь все равно тогда он столкнется с ней «случайно» на остановке… Вот тогда все и произойдет. А при теперешнем положении вещей Ларка посмотрела на меня только что внимательно, перед дверью, и обронила: «Знаешь, так редки примеры человеческого поведения мужчин…» Все же это было одобрение… Вот такой я выслушал комплимент. И это говорит мне моя молоденькая жена — моложе меня на пять лет. Это ведь мы с милейшим Павлом привели ее к такому строю мыслей…

Так вот, сейчас мне важно было само это одобрение Ларки. Но все-таки нужно было что-то обдумать в наших отношениях. Я искренне сказал, вернувшись, Павлу, чтобы он заходил… И думал теперь настойчиво о том, что произошло когда-то у них с Сергейчиным и чего, таким образом, она ждала от меня? Тут было главное, я нащупал. И вот какие мысли приходили в голову. О своей теперешней жизни я думал, что она как у всех. Раньше эта мысль меня раздражала и вызывала растерянность…

Когда-то хотелось многого. Смешно сказать: поступал в политехнический — представлял себя Эдисоном. И мой отец, фронтовой шофер, школьный завхоз в Протокине, энтузиаст и умелец на все руки, он тоже «нацеливал» и выписывал мне с детства «Юный техник». Повторял заветное: «Ведь сможем, Володька, а?..» Потом это «многое» стало мне видеться в сравнении с другими: другие могут — смогу и я защититься. Сменил лабораторию Гнеушева на другую, с более ходовой тематикой. Прихожу в свой НИИ без двух минут девять, отбиваю прибытие на штамп-часах. И что же я потом делаю с той же четкостью?

Дальше ловлю себя на том, что мне интересно те, что происходит за дверью с номером 244, в моей бывшей лаборатории магнитопроцессов. И это не дело… Потому что на новом месте (каком уж новом: пятый год) я четкий исполнитель от сих до сих, хорош, где требуется машинность. И это закрепляется во мне моим теперешним шефом, он ставит передо мной узкие задачи — надежные в смысле отчетности. Так и «накапаю» диссертацию…

Порою я снова вгрызаюсь в теорию одного богатого следствиями магнитного эффекта по прежней моей, у Гнеушева, тематике. И сам говорю себе: «Насколько я плотно загружен? Это распыленье сил и любительство. Кто я такой? — говорю себе. — Рядовой, знаете ли, инженер: и мэнээс. Наконец, Гнеушев не подпустит меня теперь к установке… Я для них посторонний».

Именно в эту пору мы с Ларой поженились. Мне нравился этот ее ясный, милый и умный мир. В старину о таком говорилось: «Я вашу душу люблю». Сейчас не решишься произнести. Я не отважился бы сказать это кому-нибудь из своих друзей. Но это так… Казалось, стоит только держаться за ее руку, и у меня все будет таким же. Слегка детский мир… Но нет, просто он свободен от многих мнимостей и видимостей. Она тогда, в пору нашего знакомства, решительно ставила в своем первом «Б» двойки разболтанному, но способному сынишке своего директора. И в общем, заставила обоих серьезно относиться к начальному образованию под ее руководством…

Лариса всегда спрашивала у меня трогательно: «Это тебе интересно?» И меня слегка раздражала такая слишком определенная, «буквалистская» постановка вопроса. Хотя досадовал я скорее на себя… Будто мы должны заниматься только тем, что интересно! Хотя, с другой стороны, разве кем-то вменено, что мы должны заниматься тем, что нас не интересует… Лара безропотно отпускала меня по выходным в техническую библиотеку. И отпускает сейчас.

Часто в библиотеке я просто пролистываю технические журналы. До прежней темы, пожалуй, уже не дотянуться, да и она давно уже снята из плана гнеушевской лаборатории, а новая движется по накатанному руслу и не требует таких усилий… Отличное положение для соискателя: когда рабочее время дает надежный материал для защиты. И кандидатские экзамены уже сданы. Так что я просто просматриваю журналы. Поддерживаю семейную легенду — гордое и пристальное отцовское: «Сможем ведь, Владимир, а?» и Ларисино: «Тебе это интересно?..» Сейчас вот углубился в техническую эстетику и в инженерную психологию. Эти воскресные «радения» стали отдушиной и бегством от повседневной и необязательной… напряженной гонки. Наткнулся недавно на занятную вещь: при избыточных повседневных напряжениях и раздражителях — парадоксальная реакция — мы начинаем отвечать отнюдь не на самый сильный раздражитель, а на слабый… Особенно это характерно для напряженной и взвинченной городской жизни. Бежим от спасительного и выбираем неглавное.

Я подумал сейчас, что так это и было у Павла, который не ушел когда-то из дому (там у него не было детей: по его словам, это такая ответственность), он не ушел когда-то ради любви и ушел затем просто… к другой женщине.