Помню тебя - [14]
Лизка рядом совсем забытая похохатывает. И вижу, вот-вот она мне в волосы вцепится. Хоть бы дотерпела до потом. Я сейчас и сама уйду — только скажу-то им…
Ребраков Лизкину рюмку довоенную сжал в руке, она хрустнула:
«Тосю мы в ОРС переведем. Вот так. Там как раз кассира с брони сняли. Или в столовую работать пойдешь».
«Тая я», — говорю снова.
«Вот так. В магазин завтра не выйдешь. Ты, Лизка, проследи».
«А в столовой-то что? — я его спрашиваю. — По консервам там, знаю, просторная утруска, а по сыру-то как?»
Лизка мне объясняет:
«Сыр, он только в офицерском продпункте бывает. Туда Федор Матвеевич сейчас не могут пристроить… — И вдруг затараторила: — Да чо Тайка-то? Она у нас дурная еще совсем. Подведет, глядите! Я бы вон лучше пошла, Федор Матвеевич…»
«Пошла, да не дошла», — отрезал тот. Взгляд у Ребракова увесистый и мутный.
«Эх вы!..» — А сама встаю из-за стола. Думаю, как мне сейчас с Римкой до маминого домика добираться за полночь. Вещи быстро кидаю в узел.
«Тихо! Она свою линию знает… она скажет!» — тут же воспрянул духом сникший было Левнов. Потом, поди, как протрезвеет, испугается: как разговаривал с начальством…
«Ну ты чо, Тайка? Куда? Злая-то ты чо? Она же на меня и злая…»
«А на донорском-то пункте, — говорю, — какая на кровь усушка? Тоже, может, ее там расхищают?!» — Это я им уже с порога кричу.
А дальше? Что и говорить — как пришлось мне дальше… От нашего же заведующего зависело меня постоянно на тяжелую разгрузку ставить. А то и в хищении обвинить.
Старенькая Нюся-то меня жалеет, как-то обронила ему, что у Таи, мол, Гущиной не остается времени на продавца обучаться.
«Уж отпустили б вы ее тогда, Виктор Авдеевич».
«Не имею права по военному времени».
И все женщины в магазине понимают, в чем дело. Не в первый раз, видно, такое. А одна, бакалейщица в кудряшках, на меня зверем глядит. Грузчики тоже пересмеиваются сочувственно.
Со смены я прихожу… Печка у меня мазутная коптит, но тепло-то все выдувает сразу. Мамин домик и вправду совсем заваливается. Радио зато теперь такое радостное слушаешь что ни день… Это уж зима сорок третьего была.
Римка моя то со мною сутки, то у старухи соседней. Как я на смене. Я бабке за нее из своего пайка плачу. Она сначала рада была. А потом, видно, «надоумили» ее люди, говорит: мало.
«Девчонку, — говорит, — не стану брать к себе. Совсем голодная девчонка. Еще за моими внуками глядит: как те за стол… Совсем голодная чой-то продавщицына дочка».
«Да, бабушка…» — я ей говорю…
В общем, на прежней цене остались.
А тут вдруг, уже по весне, заболей у меня Римка. Глухо так кашляет и руками низы ребер зажимает. Устает она от кашля, а так ей передышка вроде бы.
Я врачихе-то нашей районной твержу, говорю я ей, что тает девчонка совсем, надо в больницу скорее! А она мне: «Эх, мамаша… Больницу мы ускорим. (А ведь очередь в больницу.) Только ребенку сало и мед нужны… Пенициллин тоже, сумеете, так достаньте».
И видно, такое у меня было лицо, что наш завмаг в эти дни перестал меня шпынять. Банку тушенки сунул…
«Таких вы строгих правил, каких щас уже и не бывает, — съязвил. — Да тушенку-то возьми! В счет крупяной карточки бери, раз уж вы таких строгих правил».
Да ладно, не обедняет он… Вон Нюся и другие продавщицы — теперь уже я эти едва прикрытые тайности хорошо знала — для таких, как он, ловчат и рискуют.
Продала я с себя все, что могла… Нюсин парнишка, он рынок хорошо знал, свел меня с торговцем, у которого у одного на толкучке был американский пенициллин. И вот тут — хоть плачь, хоть кляни, хоть умоляй — хватает мне едва на половину ампул, что врачиха наказала… А товар хрупкий и приметный, барыга часть продавать отказывается. Для виду он еще и зажигалками торгует. Крикнул: «От-тличные изделия!» Повернулся и пошел.
Я было за ним кинулась. Нюсин внук меня удержал: «Идемте ж, тетя Таиса! Чтоб я еще с вами пошел!.. Не то в другой раз он нипочем не продаст!»
Так и ушли мы из юркой рыночной толпы.
Правда, в тот день грузчик наш один, Старцов, обещал мне для Римки сала барсучьего достать. И не обманул он, через неделю принес.
Человек этот странный был такой, угрюмый вконец, да и пил. Пожилой совсем. После госпиталя он к нам трудоустроился, выздоравливающий. Да Дед это мой и был, Милочка.
Вообще, фронтовики в тылу в почете и нарасхват. А он у нас грузчиком… Послали его, не разобравшись или временно, а он возражать не стал, хотя после ранения тяжелого. Кули крупяные тягает — так посереет весь лицом. Молчком и безразлично так держался. Известно о нем было, что семья у него в Белоруссии в оккупации погибла. Капа-бакалейщица и Лора так уж за ним увивались. А он ровно глухой ко всему.
Мне вот для Римки лекарство достал… Лучше нет медвежьего или барсучьего сала при легочном процессе. Жалко ему было меня, я понимаю.
А дальше я вроде сама напросилась ему о себе заботиться. Прибилась я к нему, как от притеснений завмага мне стало невмочь. Говорю: Дмитрий Фаддеич, родненький, коли тебе все равно, ты без меня из магазина не уходи, вместе уходить будем. И тоже постирать чего ты мне приноси, пусть Левнов, как в этом случае полагается, думает.
Новая книга прозаика Натальи Головиной — исторический роман о духовных поисках писателей и деятелей демократического движения России XIX века. Среди них — Тургенев, Герцен, Огарев, Грановский. Непростым путем они идут от осознания окружающего мира к борьбе за изменение его.
Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В рассказах молодого челябинского прозаика затрагиваются проблемы формирования характера, нравственного самоопределения современного молодого человека. Герои рассказов — молодые рабочие, инженеры, колхозники — сталкиваются с реальными трудностями жизни и, преодолевая юношеские заблуждения, приходят к пониманию истинных нравственных ценностей.
Книгу московского писателя, участника VII Всесоюзного совещания молодых писателей, составили рассказы. Это книга о любви к Родине. Герои ее — рабочие, охотники, рыбаки, люди, глубоко чувствующие связь с родной землей, наши молодые современники. Часть книги занимают исторические миниатюры.
Герои произведений В. Тарнавского, как правило, люди молодые — студенты и рабочие, научные работники, пребывающие в начале своего нравственного и жизненного становления. Основу книги составляет повесть «Цвет папоротника» — современная фантастическая повесть-феерия, в которой наиболее ярко проявились особенности авторского художественного письма: хороший психологизм, некоторая условность, притчевость повествования, насыщенность современными деталями, острота в постановке нравственных проблем.
Первая книга молодого белорусского прозаика Владимира Бутромеева написана нетрадиционно. История трогательной любви подростков, встреча с полуграмотным стариком, который на память знает целые главы из «Войны и мира», тревоги и заботы молодого сельского учителя, лирическая зарисовка пейзажа, воспоминания о далеких временах — все это органически входит в его рассказы и повести, в которых автор пытается через простоту будней осмыслить нравственные и философские проблемы, рано или поздно встающие перед каждым человеком.