Помнишь, земля Смоленская... - [98]

— Лейтенант! — окликнул он Хониева. — Вот смотрите… — Он оторвал от куста ветку и твердым ее концом принялся чертить на земле схему. — В самой атаке будут участвовать двадцать бойцов.

— Маловато.

— А что делать? Остальные двинутся следом, ведя раненых. Твои раненые бойцы смогут идти сами?

— Надо — смогут.

— Вот и ладно. Ручные пулеметы мы прихватим с собой. А максим… — Капитан пристально, со скрытым сочувствием, посмотрел на Хониева: — Ты ведь из этого пулемета хорошо стреляешь?

— Хвалили когда-то…

— Не зря, наверно. Так вот, нужно, чтобы нас кто-то прикрывал сзади. И это должен быть человек, на которого я целиком и полностью могу положиться. — Орлов помолчал, ему трудно давались слова, которые, по сути, решали судьбу Хониева. — Придется тебе, лейтенант, остаться здесь с максимом и поддерживать нас огнем. Возьмешь все ленты от второго пулемета…

— Как прикажете, товарищ капитан!

— Ты это брось: «как прикажете»! — вскипел вдруг Орлов, но тут же перешел на проникновенный тон: — Так надо, лейтенант. Ты сам должен это понять: так надо…

— Да вы не переживайте. Я понимаю.

Орлов веткой проковырял в земле ямку:

— Расположишься вот тут, на холме, у Колотовки. Когда мы пойдем на немцев, я выпущу красную ракету. Как увидишь ее и услышишь наше «ура», так поверх нас открывай огонь по фашистам. На тебя вся надежда, лейтенант… Когда ленты кончатся, разбери пулемет, замок выбрось в реку и пробирайся к нам. Задача ясна?

— Ясна, товарищ капитан.

У Орлова покривились губы, — может, от боли, которая все донимала его.

— Не надо так официально, лейтенант. И ты, и я, и остальные ребята — все на такой риск идем… Мы сейчас — как братья. Ближе, чем братья.

Хониев проговорил мягко, убеждающе:

— Да я все сделаю как надо, товарищ капитан. Вы не беспокойтесь. С максимом-то мы давние друзья…

Это действительно было так. Впервые Мутул увидел, как действует максим, на экране, когда смотрел кинофильм «Чапаев». И тогда он зарок себе дал: как возьмут его в армию, так он попросится в пулеметчики. В армии он с особым тщанием изучал пулемет и стал мастером стрельбы из максима — этот пулемет особенно пришелся ему по душе. Не раз он прямо-таки молил батальонного комиссара Ехилева похлопотать перед комполка, чтобы ему, Хониеву, дали пулеметный взвод. Но тот то ли забывал о просьбе Хониева за собственными заботами, то ли считал, что и в роли командира стрелкового взвода лейтенант на месте. А потом Хониева забрал к себе Орлов командовать снайперами. Теперь же у него снова под началом стрелковое подразделение, только уже не взвод, а рота…

Но по-прежнему он любил пулемет…

Может, именно поэтому приказ Орлова поддержать пулеметным огнем батальон, идущий на прорыв, не только не вызвал у Хониева даже тени внутреннего сопротивления, но, наоборот, обрадовал его. Он понимал, что остаться одному на территории, окруженной немцами и покинутой батальоном, — это почти верная смерть. Ведь как только его максим заработает, фашисты зальют его свинцовым дождем. Ну что ж. Он ведь не просто советский воин, а командир, и его место на самых опасных участках сражения, там, где он особенно необходим. К тому же он часто говорил своим друзьям: «Если уж умереть, так за пулеметом». И ведь всегда он мечтал: коль уж начнется война, совершить ратный подвиг, как легендарный Хонгор.

Нет, все правильно. На него возложена трудная и ответственная задача. С ним — любимый пулемет, максим. И он покажет, на что способны потомки Хонгора!..

Только бы удалось батальону прорваться сквозь немецкое окружение… Это было сейчас единственной мыслью и заботой Хониева. И если он о чем и жалел, то лишь о том, что может погибнуть, так и не узнав, сумел ли Орлов вывести батальон к своим…

Капитану же он сказал:

— Вот увидите, мы скоро снова встретимся.

— Ты догоняй нас сразу же, как отстреляешься. Есть к тебе еще поручение… — Орлов придвинулся поближе к Хониеву и шепотом сказал: — У меня под гимнастеркой, — он приложил ладонь к груди, — полковое знамя.

— Знамя полка! Откуда оно у вас?

— Когда мы проводили разведку вдоль Каспли, то встретили полковых знаменосцев. Встретили… Не то слово. Трое были убиты. Один тяжело ранен. Он умер у меня на руках и передал мне знамя. Как они к нам попали, ума не приложу. Проникли ведь сквозь линию окружения…

«Значит, и мы сможем», — отметил про себя Хониев, а Орлов продолжал:

— Видно, им опасность грозила, и они знамя спасали. Спасли… Теперь оно у меня. Я расчехлил его, снял полотнище с древка… Припрятал его до времени. Ты, лейтенант, когда к нам присоединишься, ищи меня на левом фланге. И если со мной что случится… возьмешь у меня знамя. Мы должны донести его до полка!..

Хониев только согласно кивнул.

— Вот и ладно. А сейчас зови бойцов. Дозорных ты выставил?

— Так точно, товарищ капитан.

— Хорошо. Собирай ребят.

Когда бойцы выстроились между тремя елями, замыкавшими треугольной формы поляну и как бы служившими тремя точками треугольника, Хониев доложил Орлову:

— Товарищ капитан, по вашему приказанию батальон в составе сорока двух бойцов построен. Раненых — четырнадцать.

Орлов каким-то страдающим взглядом окинул бойцов, оставшихся от батальона, тихо проговорил: