Поместье. Книга II - [27]
Уже рассвело, когда Азриэл снова уснул. Ему приснилось, что какая-то сумасшедшая кусает его за руку. Он видел, как наяву, растрепанные волосы, дикие глаза, морщины на лбу и пальцы с длинными, острыми ногтями. «Отстань! Отпусти!» — кричал он. Придется ее задушить. Или я ее убью, или она меня… Он дернулся и проснулся. Лицо было мокро от пота. Азриэл посмотрел на руку, словно хотел убедиться, что на ней нет следов от укусов. Часы на костеле неподалеку пробили семь. Дети уже встали. Юзек теперь совсем взрослый, шестой класс закончил. Зина тоже подросла. Летом Шайндл увозила детей на дачу, но в этот раз она боялась уехать в какое-нибудь захолустье среди лесов и полей.
Азриэл поднялся с кровати. Шайндл повернулась, будто собралась встать, и опять заснула. Азриэл почесал щеку, тихо зевнул. Ванны в доме не было, и он пошел мыться на кухню. Служанка вышла. Он умылся под краном, потом обтерся холодной водой со спиртом: лучшее средство ускорить циркуляцию крови. Массируя себе грудь и плечи, Азриэл фантазировал, что бы он сделал, если бы выиграл в лотерею семьдесят пять тысяч (недавно он купил билет). Он поехал бы за границу изучать органическую химию, эта наука — ключ ко всем загадкам… Помог бы Ольге Беликовой… Он подскочил к плите: девушка поставила молоко, и оно чуть не убежало, Азриэл едва успел его снять. На кухне пахло кофе, цикорием, свежими бубликами и зеленью. Азриэл почувствовал голод. Неплохо было бы после завтрака поспать еще часок-другой… Где-то в мозгу сидит внутренний враг и постоянно пакостит. Когда надо спать, он бодрствует, когда надо бодрствовать, он хочет спать. У религиозных евреев для этого есть правильное название: злое начало.
На кухне появилась Шайндл в давно не стиранном халате и стоптанных домашних туфлях. Непричесанная, на лице желтые пятна, живот выпирает, как армейский каравай. Когда она заговорила, Азриэл в который раз увидел, что у нее не хватает переднего зуба.
— Что ты голый у окна стоишь? Простудишься.
— Ты что? В такую жару?
— Можно и в жару простыть. В городе болезни ходят. Хотя откуда тебе знать? Ты, кроме своих сумасшедших, ничего не видишь.
Юзек куда-то спешил. Азриэл знал, что у них «кружок», гимназисты тоже играют в революцию. За такое нередко выгоняют из гимназии, могут и в тюрьму посадить. Апухтин, куратор Варшавского университета, фактически представляющий в Царстве Польском Министерство просвещения, ввел строгий режим. Азриэл сколько раз предупреждал сына, что, если его поймают или хотя бы в чем-нибудь заподозрят, он больше не сможет учиться, потому что исключенных гимназистов заносят в черный список. Из-за революционных брошюрок и речей, которые друг перед другом произносят кружковцы, Александр Третий своей политики не изменит. Но Юзек делал вид, что даже не понимает, о чем ему говорят. Вот и сейчас он твердил, что собирается на Вислу купаться. Шайндл помогала девушке накрывать на стол и исподлобья посматривала на сына. Азриэл опасался, что Юзека арестуют, но Шайндл гораздо больше боялась, как бы он не утонул. В газетах все время пишут об утопленниках. Шайндл прекрасно знала, что мальчишки вытворяют на реке: катаются на лодках, ныряют и кувыркаются в воде, заплывают далеко от берега, чтобы показать, кто из них лучший пловец. А вдруг, не дай Бог, судорога? Река каждый день принимает новую жертву.
Но говорить без толку. В этой семье у каждого свои любимые фокусы. Быстрее, быстрее, наскоро глотают завтрак, не жуя, и бегом из дома. Даже Зина минуты не может посидеть спокойно: подружки ждут. Она танцевать учится. Теперь Азриэл не принимал пациентов по утрам. Вместо этого он уходил в больницу, а оттуда — в амбулаторию на Граничной улице. Домой он возвращался после четырех, обедал и шел в кабинет. Принимал он с шести до восьми, но «психи», как Шайндл называла пациентов, часто приходили раньше.
— Ну, любимая, до свидания.
Азриэл поцеловал Шайндл, обнял и нежно прижал к себе. Встав с постели, он выглядел усталым, под глазами синеватые круги. Но стоило ему умыться, поесть, надеть желтый костюм, замшевые туфли и повязать галстук, как он снова становился внушительным, сильным и элегантным — настоящий доктор. Шайндл еле удержалась, чтобы не сплюнуть от дурного глаза.
— Приходи пораньше. И так слишком много со своими сумасшедшими возишься. Поосторожней там с ними, а то мало ли что.
— Не беспокойся, все будет в порядке.
— Буду тебя ждать.
И Шайндл, встав на цыпочки, еще раз поцеловала его на прощанье.
3
Высокий молодой человек с длинным носом и серыми глазами за толстыми стеклами очков говорил по-польски:
