Помеченная звездами - [4]

— Nom brava gig, — прошептала она. — Reuna malin.

«Моя отважная сестра! Спаси меня».

Произнеси Клэр заклинание, и Эльв придет на помощь. Как в тот ужасный день.

— А если ты будешь слишком далеко и не услышишь? — спросила Клэр.

Свой собственный огород ночью казался чужим. Белые мотыльки порхали над черной землей. Клэр не хотела думать о тех, кто живет среди сорной травы. Как-то раз они увидели жуткую тварь размером с ладонь. У нее была тысяча ног.

— Я услышу. — Кровь еще текла из ладони, но боли не было. — Я везде тебя найду.

Стоя за спиной дочерей у окна в «Плазе», Анни предчувствовала дурное. Десять этажей до земли, и все же мир был слишком близок. Кошмарные лошади приковали внимание девочек. Анни не хотела, чтобы дочери познали печаль; она стремилась защищать их как можно дольше. Она была не из тех женщин, чей брак кончается разводом, и все же осталась одна. Ей пришлось без мужа воспитывать трех девочек-подростков. Она была особенно близка с ними до того, как началась вся эта чепуха с Арнеллем, в последние месяцы перед разводом. Когда сестры Стори были маленькими, Анни узнавала их по силуэтам в темноте. Она могла понять по запаху, кто вошел в комнату. Клэр источала аромат ванили. Мег — яблок. Кожа Эльв пахла жжеными листьями.

Пора начинать бал. У деда девочек, Мартина, серьезные проблемы с сердцем, и Ама решила развеселить его, собрав семью на праздник. Прибыли все друзья из Нью-Йорка и Парижа. Анни с девочками спустилась вниз. В последнее время она чувствовала себя совершенно выбившейся из сил. Как хорошо было, пока дочери не подросли! Когда она работала на огороде и слышала их тихие голоса, доносящиеся из дома, то не верила, что справится со всем: с домашним хозяйством, с детьми, с преподаванием истории искусства в местных колледжах. Она боялась делать все наполовину: наполовину мать, наполовину учительница, наполовину женщина. Огород был единственной удачей Анни, не считая детей. Его включили в городскую экскурсионную программу, и она часто продавала саженцы членам комитета. Нашествие божьих коровок в тот год было хорошим знаком. Если сама Анни чем-то и пахла, то, скорее всего, свежей, горьковатой помидорной лозой. Каждую весну она сажала по меньшей мере пять старинных сортов. На этот раз — желтую в красную полоску «Большую радугу», «Черный Крым» с полуострова в Черном море, темный, красновато-розовый «Чероки пурпур» и «Чероки шоколад» глубокого коричневого цвета с вишневым оттенком, а также «Зеленую зебру», которая особенно вкусна обжаренная в сливочном масле с хлебными крошками. Соседи выспрашивали у Анни секреты садоводства, но ей нечего было рассказать. Ей просто везет, говорила она. Слепая удача.

По пути в бальный зал Анни заметила, что у Мег и Клэр подкрашены губы. Эльв к тому же воспользовалась тушью и подводкой. У младших девочек были голубые глаза, у Эльв — пронзительные, пронизанные светом зеленые с золотыми искрами.

Эльв заметила мамин взгляд.

— Что?

В последнее время она дерзила, защищаясь. У нее постоянно менялось настроение, она несколько раз убегала в комнату и захлопывала дверь из-за совершенно пустячного спора. Потом она выходила и садилась к Анни на колени, свесив длинные ноги. По-видимому, развод матери повлиял на нее сильнее, чем на младших девочек. Она презирала отца. «Это ничтожество? — как-то раз сказала она сестрам при Анни. — На него нельзя положиться. Он ничего о нас не знает».

— Чудесно выглядишь, — заметила Анни.

Эльв поджала губы. Она не верила.

— Честное слово. Потрясающе.

Анни видела изумительную женщину, которой Эльв однажды станет. Уже сейчас мужчины смотрели на нее на улице как на взрослую женщину, что было поводом для беспокойства. Анни знала, что должна любить дочерей одинаково. Но даже после того, как родились младшие девочки, она всегда находила время для старшей. Эльв была идеальным младенцем, идеальным ребенком. Они ставили палатку на огороде под лозами, пока Клэр и Мег дремали. Эльв никогда не дремала, даже в раннем детстве. Иногда они вдвоем выходили на улицу и смотрели, как светлячки несутся сквозь сумерки. Стоило опуститься чернильной тьме, они доставали фонарики и запускали собственные луны на брезент палатки. Тогда Анни рассказывала старинные русские сказки, которые давным-давно узнала от матери. Сказки, в которых девочки одерживали победы над жестоким и ужасным миром.

— Ага, конечно, — проворчала Эльв, пока они шли к бальному залу. Она немного помолчала, размышляя. — Правда?

— Правда, — заверила ее Анни.

Ама ждала их. Эльв первая подошла обнять бабушку. Наталия сшила им платья сама, вручную, перебрав ярды шелка в поисках лучшего. Все три девочки хотели, чтобы бабушка любила их больше других и навсегда забрала к себе в Париж. Все три соперничали за знаки внимания, хотя Ама клялась, что любит внучек одинаково.

— Мои дорогие девочки, — произнесла она, когда сестры собрались вокруг.

Она притянула их к себе и провела рукой по волосам Эльв.

Зал был бело-золотым, огромные окна выходили в парк. Играл оркестр из пяти человек, официанты уже разносили hors d’oeuvres,[1] семгу и crème fraîche,