Полынья - [9]

— Это вас устроит? — спросила женщина лет сорока пяти, чуть постарше его, а может, ему показалось, что постарше, — голос у нее был какой-то потухший, да и в комнате, за окном которой качался зеленый каштановый сумрак, не хватало света. Она держала в руках бумажку, поданную Егором, так бережно, будто это были деньги, уплаченные вперед.

— Вполне, — сказал Егор. — Жаль, что приехал сюда накоротке.

Он не видел тени, скользнувшей по ее лицу — на этот раз в «Паласе» забыли о ее просьбе не посылать тех, кто приезжает не надолго, но ничего теперь не поделаешь.

— Самолетом или поездом? Когда будете мыться?

— Самолетом. Если вам удобно, я хотел бы ванну перенести на вечер.

— Это удобно, — сказала она и к чему-то прислушалась. За стеной раздался женский голос.

— Хозяйка просит, — сказала женщина, ее звали Апполинария, или тетушка Апо. — Совсем слабая стала. Как почувствует себя плохо, начнет молитвы читать. Слышите?

За стеной слышалась скороговорка — на всех языках, должно быть, молитвы читают одинаково.

В его комнате стояла железная кровать, напротив диван, круглый стол, кажущийся тут случайным и лишним, старое темное трюмо с темными зеркалами и в темных рамках фотография. Молодой парень с лейтенантскими кубиками в петлицах. Женщина с прической а-ля-делегатка, или, как теперь говорят, под-мальчишку. Две девочки — от пеленок до задиристых чубов и челок.

Семейные фотографии, как романы, рассказывают о судьбе поколений, только короче и сдержаннее. Снимки эти из России. Что за судьба смотрит с них?

В углу на тумбочке молчал о себе телефон. Егор обрадовался ему больше всего. Он сейчас разыщет Эйнара и встретится с ним. А завтра в Ленинград. Главные дела у него в Ленинграде. Он еще не знает, как ему сойдет отклонение от маршрута.

Но на работе сказали, что Эйнар Илус уехал по делам на острова. В город сегодня не вернется — живет на даче, на берегу моря. Местечко называется Раннамыйза.

Егор повесил трубку. За стеной старуха бормотала молитвы. Широкие, как ладони, листья каштана качались перед самым окном, будто плавали в зеленом сумраке. Качались они и в темных зеркалах.

И опять состояние обманутости овладело Егором Канунниковым.

5

Автобус остановился в поле. Оказывается, это и была Раннамыйза. Егор спрыгнул на дорогу, огляделся. Справа серела рожь, слева пестрела разнотравьем луговина. Лес невдалеке — ели, ели. Они были такие же, как на его родине, на берегах Шумши, угрюмые и скрытные, точно древние сказки. Сошедший вместе с ним паренек сказал, что тропа от остановки приведет к морю, только надо идти над оврагом и никуда не сворачивать, пока в лесу не завиднеются домики. Егор пошел по тропе. Трава доходила почти до колен, но странно, что она ничем не пахла. Только на лесной закрайке встретил Егора слабый запах земляники. В безветрии, тут сильнее припекало солнце и чувствовался зной.

«Посмеялись, что ли, надо мной насчет моря, — подумал Егор, вступая в лес. — Морем и не пахнет».

И опять это обостренное чувство обманутости. Почему он так насторожен к людям?

Но море было все-таки где-то рядом. Егор не сразу догадался, что это его шум гулял в вершинах деревьев: то накатывался, как гром, то затихал, как бы сходя постепенно на нет, истощаясь и замирая. И слышалось в этих накатах что-то тревожное, предостерегающее, требующее обдумать каждый шаг, каждое движение, каждое решение. Загудят-загудят вершины, разбередят душу, насторожат, а потом затихнут, как бы давая прийти в себя, подумать.

Егор свернул с тропинки и подошел к первой попавшейся ему даче. За дощатым столиком сидел старик и чистил свежую розовато-белую рыбу. Горько пахло рыбьими внутренностями. Нож, которым старик ловко орудовал, был самодельный — нешироком его лезвии привычный глаз Егора приметил вмятины от молотка. Он-то уж знал, почему рыбак не отшлифовал нож — так меньше ржавеет. Крестьянская практичность эстонца понравилась.

Он спросил об Илусе. Старик зорко взглянул на него. Отложенная рыбина на столе вяло шевелила хвостом, смирившись со своей судьбой.

— Илус? Который Илус? Доктор или инженер? — Старик довольно хорошо говорил по-русски, может, в давние времена служил в русской армии. Егор встречал таких стариков и в Литве, и в Латвии, и в Молдавии. Да и старые грузины говорят по-русски куда лучше молодых, и все потому, что подолгу тянули солдатскую лямку.

— Инженер, — сказал Канунников, радуясь, что ему повезло со стариком.

— Прямо, прямо и прямо, — сказал старик, выбросив вперед правую руку и потом согнув ее в локте. — Дача под шляпой…

Старику казалось, что он все объяснил с дотошной ясностью, то же показалось и Егору, и он, поблагодарив, пошел, еще раз взглянув на блеснувшую в руках старика омытую сталь.

«Небось самая вульгарная углеродка, а как сверкает», — подумал Егор.

А ему, вернее, его государственному заводу, нужна тонна стали серебрянка, — всего одна! — чтобы не простаивали люди, чтобы план был, премии. А серебрянки, хоть умри, нигде в наличии нет. Нет ее, конечно, и здесь, в Эстонии. Да он и не за этим сюда приехал. А зачем? Ведь не просто же так, повидаться с Илусом, а и попытать счастья.