Поляна, 2014 № 02 (8), май - [6]

Молодой человек стоял около трубы, словно бы не решаясь ее переступить. Потом он медленно занес ногу над трубой, поставил ее на трубу, положил на колено папку и так опять продолжал стоять, задумавшись. Интересно, о чем он думает? Жалко, нельзя спросить. А затем он быстро снял ногу с трубы и пошел обратно. Кто же это такой? Насекомые вдруг стихли. Я почувствовала, что со стороны погоста дунул прохладный ветер. Я посмотрела на небо. Шла гроза. На горизонте клубилась, как живой моток черных ниток, чернильная туча. Клубилась и ворчала, будто спросонья. Надо уходить. Нет, не уйду, пока не вспомню, кто это такой. Симпатичный юноша. Туча наползала. Теперь она стала расплывающейся чернильной кляксой. Холодно. Небо вдруг лязгнуло. Словно упавший плашмя железный лист. Я вздрогнула и сжалась в комок, изо всех сил обхватив колени. Небо откашлялось и заурчало. Звук — как будто горло кто-то полощет. Кто же это, Господи! Помоги! Кто? Не помню. Молния ударила, как мне показалось, метрах в пятнадцати от меня. Раздался звук, словно кто-то сухо-предсмертно икнул. В большой гулкой пещере. Пару секунд удивительно приятной, объемной, какой-то черно-фетровой тишины — и небо над самой моей головой оглушительно лязгнуло с ненавистью. В голове прояснилось: «Редко, редко, редко судьба стреляет метко, метко, метко…». Боже мой! Это же Вадим! Тимура Тимурыча сын. Что он тут делал? Опять гром, только похожий на звон. Я посмотрела вверх: туча уходила боком, ее чернильное пятно стремительно перетекало по небу в сторону погоста. Там было черным-черно, и уже валилась сверху серо-мутная пелена дождя. А надо мной было синее небо. Почему Вадим?.. Гром зазвенел, но уже далеко и нестрашно. Только это не гром, а телефон.

Я проснулась. Было светло. Я лежала сжавшись в комок на кровати. От холода. Окно было открыто. Телефон звонил. Я вскочила, быстро закрыла окно, заметила, что день ясный и морозный, сняла трубку.

— Алло!

Это была Алла.

— Привет, Ал.

— Спишь?

— Да. То есть уже нет.

— Я тебе уже полчаса дозваниваюсь. Давай, поднимайся, соня. Ты уже двенадцать часов проспала. Через два часа будь в офисе. Успеешь?

— Успею… Слушай…

— Что?

— У Тимура ведь сын есть, да?..

Алла помолчала.

— Есть. Ты ведь его видела. А что?

— Да так. Он мне тут чего-то снился. Е[и с того ни с сего. Странный сон какой-то… Ладно, это я так… с пересыпу…

— Да, Дусь, не зря тебя Тимур на службу взял.

— При чем тут?..

— Ты — интуит, вот при чем. Сон-то, небось, мистический? С достоевщин-кой? В общем, так: когда была перестрелка, ранили не только Тимура, но и Вадика. Он с ним был. Причем ранили очень серьезно. Он все это время был на грани, без сознания. Большие были сомнения насчет того, будет он жить или нет. Тимур измучился. Жалко его. Честно. Он хороший. С женщинами не повезло, а тут еще сын… Ну, а этой ночью, после кризиса, Вадим пришел в себя. Теперь жить будет. Консилиум был утром. Пришли к выводу, что он идет на поправку. Тимур — как новый пятак. Даже смешно на него смотреть. Я сегодня была у него. А ты, значит, интуичила всю ночь?

— Да, наверное… Мне Тимур звонил вчера…

— Я знаю. Он вчера и мне звонил, и еще… разным людям. Предчувствовал, что ли… А тебе он не зря позвонил, нет, не зря. А тебе что снилось-то?

— Ой, Ал… Мне снились те, кто умерли. Ну, из наших, Крестовских. Они ведь почти все умерли. Они по дороге шли. Понимаешь? Я сижу и смотрю, как они идут. А Вадим пошел по той же дороге, но остановился. Прямо посередине. Там еще труба была. И назад пошел. А потом была гроза. В общем, глупость.

— Да нет, не глупость… Ой, Дусь, наделаем мы дел… Давай, жду. Через пару часов.

— Ага.

Алла положила трубку. Я посидела, подумала… Потом набрала в памяти мобилы номер: «Гад Т. Т.». Еще посидела в раздумье. Стерла «Гад». Подписала почему-то вместо «Гад»: «Мой». Усмехнулась. Стерла «Мой». Оставила просто «Т. Т.» Потом набрала «Т. Т.» Сосчитала звонки. Один. Два. Три. Четыре. Возьмет или нет? Пять. Шесть. Семь.

— Алло… Евдокия, здравствуйте… Здравствуй… Хорошо? Так можно?

— Здравствуй… Тимур. Я поздравляю… тебя.

— Спасибо.

— Тимур, ты не представляешь… Ведь я так виновата… А тут. Я не знала ничего.

— Да ладно тебе… Я ведь сегодня… Как заново родился. Ты же знаешь.

— Да знаю. Мне сон приснился про твоего Вадика… Я сейчас Алле… Я же не знала… Ой, как я виновата… А сон оказался… Ой. Тимур, все будет хорошо. Вот. А я все сделаю, что надо. Я стараться буду. Вот… Я плашмя лягу…

Я стала плакать. А он молчал в своей трубке. Он там правильно молчал. А я все не могла понять, кто он мне и кто я ему. И почему так все сложилось. Прямо легло. Как дед еще говорил, заподлицо. И все так налаживается. И хочется что-то сделать. Хорошее, доброе.

— Ну, извини, Тимур, что я так…

— Все в порядке, Дуся… Тебя все «Дуся» зовут, и я буду. Все в порядке. Теперь — все в порядке. Давай работать будем. Работы много. Хорошо?

— Хорошо.

Я приняла душ, позавтракала и пошла в офис.

18. Экспонаты кунсткамеры

В офисе меня ждала Алла. Рядом с ней сидел сияющий, как клоунский штиблет, Аладдин. Влажный, благостный и с китчево-херувимскими ресницами. Мы облобызались.