Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [94]

Мелкий жемчуг, идущий на глазки к кольцам, и привески к серьгам, мелкие же, плохого достоинства кораллы, драгоценные камни – привозные из Бухары и частью из России.

Бирюза в большинстве случаев поддельная, а камни заменяются простыми цветными стеклами. В наибольшем употреблении серебряные кольца с поддельной бирюзой, кораллами, цветными стеклами, мелким жемчугом и иногда янтарем, который здесь очень большая редкость. Стоимость таких колец колеблется от 30 к. до 5 р.с. Золотые кольца, браслеты и серьги довольно редки и встречаются лишь у наиболее богатых женщин. Серьги обыкновенно имеют вид больших, тонких колец, сделанных из серебряной проволоки и слегка разгибающихся без шарнира. К ним приделываются привески из мелкого жемчуга, кораллов, бус или мелких вызолоченных серебряных же побрякушек. Длина таких побрякушек доходит иногда до ¼ аршина, а о весе их свидетельствует масса прорванных женских ушей.

В случае особенно тяжелых серег женщина прицепляет их не к мочке уха, а к волосам позади последнего или к переднему краю платка на высоте уха. Стоимость обыкновенных серебряных серег колеблется от 40 к. до 4 р. сер. Серебряные же браслеты, ценою от 2 р. до 8 р. сер., делаются с чернью, позолотой или мелкой бирюзою, по большей части – поддельной. Из ожерелий наиболее употребительны коралловые. Золотник последних (обыкновенно мелкие и очень плохого качества) продается от 30 к. до 1 р. 40 к.

Коралловому ожерелью очень часто придается вид сетки, низ которой спускается до пояса; иногда между кораллов помещают крупные шлифованные бусы из серебра. Большие и малые, под чернью или позолоченные амулеты-тумар, имеющие обыкновенно форму треугольника, привешивают или к плечу, или сзади над лопаткой. К косам на длинных шнурках нередко привешивают так называемые чач-папук – кисти из крученого черного шелка, головки которых обделывают в серебро, а иногда, кроме того, украшают еще бусами и другими побрякушками. В кишлаках такие чач-папук нередко заменяются или крупными стеклянными бусами, или же просто просверленным по середине небольшим камешком. Такой камешек служит, конечно, не как украшение; он привязывается к косе для того, чтобы она меньше болталась.

Ношение небольшой серьги в носу, распространенное между женщинами и девушками некоторых других частей Средней Азии, в Фергане совсем не принято[412]. Здесь ношение таких серег встречается иногда лишь между местными очень немногочисленными еврейками.

Наиболее дешевым и вместе с тем любимым украшением сартянки, как женщины так и девочки, являются цветы, в особенности розы, но, к сожалению, они украшаются ими крайне неизящно. Цветок затыкается обыкновенно за левое ухо; реже два цветка с длинными черенками укрепляются концами последних в волосах у висков и болтаются по обе стороны лица.

Весною чуть не у каждого сарта можно видеть цветок, заткнутый черешком под тюбетейку, около уха или виска. Девочки весною же вплетают в косы тонкие полоски коры с молодыми листиками и сережками, осторожно сдираемые с тонких же ветвей тала.

Занятия и пища

Одною из лучших добродетелей женщины ислам признает домоседничество и трудолюбие. Набожного и трудолюбивого мужчину сарт называет суфи (чистый, благочестивый), а домовитую хозяйку – мастура (домоседка), но этот эпитет в среде молодых женщин присущ лишь очень и очень немногим[413]. Наблюдая в течение нескольких лет и мужчин и женщин, мы пришли к тому заключению, что при относительной одинаковости возраста между теми и другими существует громадная разница. Женщина до 25–30 лет в большинстве случаев не имеет никакого вкуса ни к хозяйству, ни к какому-либо другому труду. Если ее не заставляют трудиться бедность или понукания мужа, она не ударит палец о палец, целыми днями будет носиться по гостям, бренчать на дутаре, колотить в бубен и сплетничать; самое большее, что сама сошьет себе обновку. Мужчина, наоборот; до 30–35 лет он в высшей степени работящ, деловит и подвижен; во многих семьях он принимает самое деятельное участие и в земледелии, и в промыслах, и в торговле, начиная с 10-12-летнего возраста, когда большинство девушек – чуть не невест – почти ничего еще не умеют делать. Но за этим рубежом зрелости роли среднего мужчины и средней женщины меняются. Он становится в большинстве случаев вял, малоподвижен, а нередко просто ленив; она, наоборот, не теряет энергии и подвижности до самого позднего возраста и, за редкими лишь исключениями, становится в высшей степени деятельной, домовитой и трудолюбивой. На каждом шагу мы встречаем седых старух, которые целый день на ногах, целый день не покладая рук то пекут хлеб, то шьют, то прядут, то варят пищу, – моки дак юрубты – снуют, как ткацкий челнок.

Мы не беремся давать объяснений этого, феминологического[414], в сущности, факта, но думаем, что кроме климатических, пищевых и других аргументов в данной функции, несомненно, громадное значение должен иметь и образ жизни как того, так и другой или, вернее, их способы расходования энергии в период до наступления вышеуказанного нами возраста.

Исключения в сторону трудолюбия есть, разумеется, в особенности между кишлачным, земледельческим населением, но немногочисленные в среде зажиточного люда, и там, в кишлаке, они обусловливаются главным образом неотступной необходимостью и неизбежностью труда, а никак не личными к нему симпатиями. В общем, кишлачная женщина несравненно более деятельна, чем городская, а лучшими, наиболее домовитыми хозяйками выходят те жены, которые берутся сартами у киргиз и других родов кочевого населения, на женщинах и девушках которого лежат все домашние работы, не исключая ухода за скотом, расстановки кибиток и проч.