Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [58]

Сарты в ситцевых, тиковых и реже шелковых халатах или же в белых и полосатых рубахах на манер халата из местной бумажной материи, в чалмах и в тюбетейках, босиком и в ичигах с калошами, пешком, верхом и на арбах; евреи-красильщики[330]в таких же приблизительно костюмах, но с длиннейшими пейсами и с вечно синими от краски руками; два-три индуса; киргиз в меховой шапке на маленькой, худенькой клячонке с несколькими верблюдами в поводу; маленький арык поперек улицы, через него вместо мостика небольшая каменная плита. Налево мечеть с плоской же земляной крышей, открытая с восточной стороны, внутри выштукатуренная белым алебастром, с нишами в стенах, с резными столбами и пестро раскрашенным потолком; на дворике пруд, обсаженный большими, тенистыми карагачами; входная калитка внизу на аршин от земли заделана решеткой, дабы в мечеть не забегали животные, могущие осквернить это священное для мусульманина место; входя сюда, правоверные бывают принуждены перелезать через эту решетку. Базар. Еще издали слышится неприятный, острый запах кунжутного масла, на котором тут же, на базаре, приготовляются разные снеди; гул нескольких сот, если не тысяч, голосов торгующегося люда, стук кузнечных молотов и ржание коней. Изредка откуда-то выносится резкий рев верблюда. На базаре улицы значительно шире, чем в остальной части города. По сторонам их лавки и лавочки обыкновенно очень небольших размеров; у большинства с наружной стороны маленькие навесы из камышовых плетенок на тоненьких подпорках из таловых жердей; здесь работают и торгуют кузнецы, шорники, седельники, портные, серебряники и медники; вперемежку с ними касабы (мясники) и бакалы (мелочные лавочники) продают мясо, дыни, морковь, перец, лук, масло, рис и табак. Вот лавочка с книгами; рядом с ней варят и продают пельмени и пирожки; дальше выделывают шубы; вот кудунгар толстой карагачевой колотушкой отбивает яркий, с замысловатым узором атлас; мадда, весь в поту, с вытаращенными в экстазе глазами, размахивая руками и ударяя себя кулаком в грудь, ходит большими шагами взад и вперед и не своим голосом выкрикивает биографию какого-то мусульманского святого. Далее целый ряд лавок с войлоками, волосяными арканами, шерстяными мешками и др. подобными же изделиями; продавец халвы во все горло орет: «шакар-дак»! (как сахар); с другой стороны, как бы в ответ ему несется: «муз-дак! шарбат!» (шербет! холодный как лед!) На углу в чай-хана несколько хорошо одетых сартов сидят полукругом, лицом к базару с батчой, смазливым, разряженным мальчиком посередине, пьют чай и курят чилим, местный кальян с длинным тростниковым чубуком. Далее длинные, крытые ряды лавок с красным товаром – ситцы, кумачи, тики, платки, – все по преимуществу самых ярких цветов; перед одной из лавок целая компания юродивых – дивана, в высоких конических из красного сукна шапках – куля, с длинными посохами, с горлянками у пояса вместо наших нищенских сум, нестройным пением выпрашивает подаяния; лавочник старается не смотреть на них и затевает разговор с одним из проходящих мимо его сартов. По другой стороне исыркчи, тоже юродивый, снует в толпе, окуривает проходящих вонючим дымом травы – исырка, дабы охранить их от приближения шайтана и тоже выпрашивает себе подаяние. Налево целый ряд лавок с развешанными по стенам кусками атласа, канауса, ипаркака, адряса и др. шелковых материй; далее сидят аттары с пуговицами, тесемками, лекарствами, зеркальцами, косметиками и др. мелочью; несколько лавочек с тюбетейками различнейших цветов и узоров. В кучке зевак афганец заставляет плясать ученую обезьяну, показывающую, как солдат ходит с ружьем, как охотник крадется к дичи и проч. В большие, открытые ворота видна внутренность каравансарая, просторного двора со сплошным рядом маленьких худжра, келий вдоль стен, с громадными весами, с ворохами кож, железа, котлов и кошем, с пузатыми купцами-сартами; с юркими, благообразными приказчиками; с возчиками-киргизами и, наконец, с русским чиновником в форменной фуражке и с толстой тетрадью в руках.

Где-нибудь неподалеку от базара или урда, где прежде помещался бек или хаким, управлявший данным вилаетом, или цитадель, где теперь на барбете стоит медное, старого образца орудие и часовой в белой рубахе с погонами и белой же фуражке. Далее из-за ряда густых талов и стройных тополей выглядывают окна и белые стены русских домиков[331]. Офицер в белом кителе и белой фуражке направляется к цитадели; баба-солдатка несет куда-то на голове узел с вымытым и накрахмаленным бельем; русская барыня с дочкой, в шляпках, под зонтиками; извозчик-сарт с необычайно трясучей пролеткой; несколько солдат; русская лавка в два окна с вывеской: «Торговля бакалейными товарами»; наискосок другая: «Продажа питий на вынос»; почтовая станция с двумя казенного цвета[332] фонарными столбами; телеграф; малолюдные улицы, густо обсаженные с обеих сторон деревьями; в конце одной из них длинная белая казарма; тишь, а надо всем этим прозрачно-голубое небо, солнце яркое настолько, что на сырые глинобитные заборы долго смотреть нельзя – так сильно блестят они, отражая жгучие почти отвесные лучи, и в заключение всего в полдень (41° Ц в тени. Кишлачные, деревенские базары, конечно, гораздо меньше городских; торговля ведется на них главным образом хлебом и другими продуктами сельского хозяйства; остальные товары всегда в крайне ограниченном количестве, а многих из них, предметов туземной роскоши, даже и совсем не встречается. За исключением Кокана и Маргелана базарные дни бывают раз в неделю. В течение остальных шести дней кроме мясных и овощных лавочек, а также