Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [205]
Мой взвод шел в голове колонны. Рядом ехал Скобелев с Боголюбовым, с ординарцами и конвоем. Мы шли шагом. Вскоре же с крепостцы открыли беспорядочный ружейный огонь. То со свистом, то с каким-то жалобным жужжанием полетели над нами и около нас свинцовые мухи; изредка с особым, зловещим воем и шипением пролетала большая фальконетная[663] пуля.
Мне показалось, что Скобелев сразу же стал ажитироваться; мне показалось, что его голос и жесты сразу как-то изменились, сделались не в меру нервными.
В это время правей крепостцы, верстах в 4 от нас, была замечена густая толпа всадников с большим, развевавшимся значком, быстро уходившая по направлению к кишлаку Балыкчи. По всей вероятности, это был Афтобачи, улепетывавший от незваных гостей.
Скобелев велел мне продвинуться со взводом вперед.
Я скомандовал «рысью» и, продвинувшись на четверть или на полверсты, опять пошел шагом.
Не прошло после этого 2–3 минут, как ко мне подскакал бывший врач казачьей батареи, М.И. Ларионов, и говорит: «Генерал сердится на то, что вы опять пошли шагом, велит идти на рысах».
Через 2– минуты мы на полных рысах вылетели на сырт, по плохенькому туземному мостику пронеслись над широким и глубоким, с отвесными берегами арыком и увидели такую картину: за пологим сыртом опять скрытая равнина; по ней дорога в Андижан; эта дорога видна версты на две, если не больше, до следующего кишлака и его садов. По всей дороге почти непрерывная вереница арб с людьми и с вещами, ближе к нам, шагах в 600700, густая толпа сарбазов в красных куртках, человек 200–300, прикрывали отступление обоза.
Я скомандовал: «Стой! Ставь станки![664]» Мы быстро, «по огню» спустили 2–3 ракеты. Следующая разорвалась на станке, по счастью никого не ранив.
В момент разрыва ракеты к нам подскакал Скобелев. «Станки долой! – скомандовал он. – Ведите в атаку!»
Трубач Скобелева, повернувшись к отряду, играл «карьер», а Скобелев, выехав перед взводом и размахивая саблей, кричал: «Казаки, захватывайте у неприятеля значки! Георгия за значки!»
Я скомандовал: «Станки долой! Шашки вон! Строй лаву рысью! Лава с гиком марш-марш!»
Казаки лихо понеслись в атаку под ружейным огнем красных сарбазов.
Через секунду или две около меня послышался звук какого-то шлепка; точно кто-то камышком сильно ударил в ком теста: казак, хватаясь за грудь, валился с коня. Скобелева около нас уже не было.
Еще секунда – и что-то грузное рухнуло на землю. Валился казак вместе с конем.
Еще секунда – и мои 18 казаков лихо врубились в красную толпу сарбазов.
Здесь я должен сделать маленькое отступление и вернуться назад.
Когда трубач Скобелева, повернувшись к отряду, протрубил сигнал, казачий артиллерийский взвод и сотни пошли карьером. Но когда первое орудие влетело на мост, он обрушился, а орудие очутилось в арыке. Проезда через широкий и глубокий арык с отвесными берегами в этом месте уже не было. Шедшие сзади орудия и сотни бросились вправо, вдоль по берегу арыка, ища удобного места, где можно было бы перебраться и идти на помощь моему взводу. Одними из первых подоспели к нам Меленин и Дубровин с доброконными казаками. Остальные быстро подоспевали. Сарбазы были изрублены. Казаки ринулись дальше.
Я получил маленькую царапину на левой руке. Как ни была она ничтожна, я все-таки должен был привести себя в порядок; мне пришлось на несколько секунд придержать коня. Я отстал от своих.
В это время меня обогнал Скобелев. Он скакал уже не с саблей, а с револьвером в руке и крикнул мне: «Поздравляю! Молодцом!»
Я, снова пустив коня и догнав Скобелева, сказал: «Кажется, у меня убиты два казака»[665].
На это Скобелев ответил мне: «Отлично! Отлично!»
От этих откровенных «отлично» меня покоробило. Что же, думал я, отличного в том, что там, где-то в станице будут две вдовы и несколько сирот? Мне вспомнились (уже приведенные мною выше) рассказы о том, как печалился Скобелев каждый раз, когда отсутствие упоминания об убитых и раненых на половину уменьшало общее впечатление раздутых реляций.
Несколько минут я скакал рядом со Скобелевым, стремя в стремя, мимо арб; на некоторых были сарты, почти все безоружные. На одной оказался сарбаз с мултуком. Когда мы поравнялись с ним, он выстрелил, но промахнулся.
Скобелев выстрелил в него из револьвера и, тоже промахнувшись, закричал своему конвою: «Убейте его! Убейте его!»
Я не стал смотреть назад.
Мне стало противно и тоскливо как-то. Я опять осадил коня и поехал шагом.
Стали возвращаться казаки. Когда набралось человек 10, я повернул назад.
По мере приближения к месту нашей атаки трупов было все больше и больше. На месте же самой атаки поле пестрело красными куртками.
На дороге стояла кучка офицеров. Среди них поручик К., командовавший конными стрелками.
Подъехал Скобелев. К., всегда любивший паясничать и кривляться, с особыми, ему одному свойственными ужимками начал докладывать Скобелеву о своих подвигах.
«Сегодня, Ваше Превосходительство, неисправно работали. Когда я с конными стрелками подошел сюда, многие сарбазы оказались не убитыми, а только ранеными. Некоторые же, по-видимому, притворялись ранеными; поднимали головы, озирались. Но мои стрелочки всех их прикололи, прикончили».
