Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [165]

Эти маленькие факты из жизни таких маленьких и загнанных учреждений, как уездные почтовые и телеграфные конторы, в свое время сослужили великую службу русскому делу в крае, приучая туземное общество доверчиво относиться к тем учреждениям, которым народ вверял свои трудовые деньги и свои документы, причем попутно с этим с первых же шагов водворения здесь нашей гражданственности подготовлялся нравственный и материальный успех и других, в особенности же финансовых, учреждений, каковы казначейства, банки и проч.

Справедливость требует, однако же, отметить наряду с вышесказанным и тот факт, что, поскольку туземцы отдавали должное нашим почтовым учреждениям, являвшим собой один из первых даров или благ русской гражданственности, постольку же их невольно коробило от разного рода инцидентов на почтовых станциях, куда они являлись в качестве проезжающих, и после того, как высшее начальство многократно старалось уверить их, что отныне туземцы такие же подданные Белого Царя[543], как и природные русские.

Русский свободно доезжал на почтовых[544] от Ташкента до Оренбурга в три недели. Сарт ехал месяц, а то и полтора. Если же необходимость заставляла очень торопиться, то приходилось платить большие деньги почтовым старостам для того, чтобы находились свободные лошади.

Впоследствии сарты изыскали и иной путь спасения: сарт подыскивал себе попутчика, русского офицера или чиновника, едущего по казенной надобности, с так называемой казенной подорожной[545]. Русский вносил в это предприятие казенную подорожную, к которой иногда присовокуплял и меньшую часть де нежных путевых расходов; сарт брал на себя или все денежные расходы или большую часть их и тогда ехал быстро.

Но и этот способ не всегда оказывался удовлетворительным, ибо часто случалось, что русский тура напивался дорогой и колотил своего попутчика.

Если на почтовой станции, кроме проезжающих сартов, никого не было, староста, конечно, за должное вознаграждение, охотно ставил им самовар и оказывал обычные в этих случаях услуги. Но вот к станции подъезжает большой тарантас, из которого выходят русский тура, его жена и дети. Все они входят в комнату для проезжающих. Дама имеет усталый вид, садится на жесткий, обитый кожей диван, брезгливо смотрит на сартов и говорит что-то старосте на своем непонятном языке. Весьма снисходительный раньше, староста сразу делается очень грубым и, не дав допить чая, гонит сартов на двор, где после долгих размышлений они приходят к убеждению, что если высшее начальство старалось уверить их в равноправности с русскими как подданными Белого Царя, то, конечно, имело к тому основания, но что эта равноправность должна рассматриваться лишь как теоретическая тенденция, практическое значение которой зависит в данном случае от настроения русской дамы и почтового старосты.

И так почти во всем, почти на всех стезях общественной и служебной жизни.

И несмотря на это, сарт долгое еще время преклонялся пред совершенством нашей машины и одухотворяющего ее закона, а попадая в положения, подобные вышеописанному, старался думать, что это не более как случайности, зависящие от индивидуальной недоброкачественности тех или других лиц.

Как ни велик был нравственный успех таких учреждений, как почта, телеграф и даже наш прежний местный дореформенный суд[546], отличавшийся многими крупными недочетами, как ни велик был этот успех в смысле мирного завоевания симпатий к нам среди некоторой части населения, главным образом среди торгового класса, но апогей этого явления был достигнут несколько позже, когда введение выборного начала и реорганизация податного дела заставили громадное большинство населения, весь многочисленный земледельческий класс, открыть наконец глаза и осмотреть нас более или менее пристально и внимательно.

Введение выборного начала, при котором народные судьи (казии – у оседлых и бии – у кочевников), волостные управители и сельские (или аульные) старшины избираются самим населением и лишь утверждаются в должностях подлежащими чинами русской администрации, губернаторами и уездными начальниками, несомненно, не могло не привлечь к нам некоторой доли симпатий многочисленного сельского, земледельческого класса, ибо безличное, бесправное и всеми обиравшееся при ханском правительстве сельское население, получив такое крупное гражданское право, как право избирательное, гарантирующее ему возможность некоторого участия в делах управления, воспрянуло духом, почувствовав под собой некоторую почву, а внутри себя – некоторую долю нравственной, гражданской силы. Поэтому оно, невзирая на злобное шипенье нашей оппозиции, книжников, продолжавших упорно сторониться нас, и невзирая даже на продолжавшееся и продолжающееся обирание народа, не могло не смотреть относительно любовно на ту руку, которая дала ему это избирательное право.

Особенно же большое значение имело введение выборной системы для кочевого населения, где до того времени общественный быт держался на устоях родового начала, при котором наиболее родовитые и богатые люди держали в своих не всегда чистых руках и материальную, и юридическую жизнь народа.