Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [140]
В состоятельных семьях в течение сорока дней горит ночник на том месте, где лежал или где был обмыт покойник.
Последующие поминки делаются на сороковой день и в годовщину смерти усопшего.
Проституция
Читателю известно уже, что во времена ханского владычества мусульманское правительство и его агенты, одним из которых зачастую являлось само общество, преследовали казнями не только проституцию, но даже и простое, так называемое, прелюбодеяние; тем не менее то и другое практиковалось отнюдь не редко, так как уличить мужчину или женщину в данном преступлении представлялось не всегда удобным и даже возможным[467], а в мотивах, толкавших женщину на путь проституции или незаконной связи с мужчиною, прежде, так же как и теперь, недостатка не было. Большинство мужчин всегда было склонно к разнообразию своих впечатлений в сфере половой жизни; женщины, большие охотницы до любовных похождений и всяческих услад этого порядка, никогда не были прочь даже от самых мелких подарков, так как у большинства их личные материальные средства, находившиеся и находящиеся в полной почти зависимости от мужей, никогда не были в положении настолько хорошем, чтобы ими могли удовлетворяться потребности и прихоти женского кокетства; молодые жены тех лиц, у которых супруг было по нескольку, так же как и теперь, зачастую оставались слишком малоудовлетворенными, а бедность, встречавшаяся отнюдь не реже теперешнего, заставляла женщину пробовать все имевшиеся в ее руках средства для борьбы с нищетой. Таким образом, вся разница между прошлым и настоящим состоит в том, что прежде страх казни заставлял женщину и мужчину быть крайне осторожными, почему и самая проституция имела исключительно тайный характер, тогда как теперь она практикуется в обоих своих видах. Были, впрочем, и прежде такие исторические моменты, когда тайная проституция, поощряемая эпикурейцами-ханами, разрасталась, по крайней мере в самом Кокане, до степени грандиозности, как, напр., во время царствования Мадали-хана. (См.: Наливкин В. Краткая история Кокандского ханства. Издание 1886 г.[468])
Теперь, предаваясь воспоминаниям недалекого еще прошлого, сарты старательно уверяют нас, что до прихода русских благодаря-де строгости и бдительности ханского правительства не только не существовало проституции, но даже и случаи незаконных связей являлись будто бы чрезвычайно редкими исключениями. Верить этим россказням нет никакой возможности, так как и туземные сочинения по части истории Кокандского ханства, и история первых же дней нашего существования здесь говорят нам совсем иное. Приведем несколько фактов. Как только осенью 1875 года был занят правый берег Сырдарьи (нынешние Чустский и Наманганский уезды), проститутки, по большей части жены, доставлялись своими мужьями в наш отряд, расположенный в г. Намангане в очень большом сравнительно количестве и без особенного труда. В начале следующего, 1876 года мы знали уже русских, обзаведшихся сартянками, причем последние в большинстве случаев, были довольны своим положением, так как новая их материальная обстановка была неизмеримо лучше и относительная свобода неизмеримо больше прежних. В это же самое время многие из туземных женщин стали обращаться к нашей русской администрации с просьбой развести их с мужьями, так как они желают поступить в число явных, открытых проституток. Все это, несомненно, доказывает, что контингент будущей открытой проституции давно уже был готов и ждал лишь того времени, когда гласно и на законном основании мог бы заявить о своем существовании.
Когда в 1875 году в Намангане была учреждена русская администрация, один из членов ее обратился к пожилому уже туземцу, принадлежавшему к числу прежней ханской администрации, с вопросом о том, насколько была развита здесь проституция при ханах и много ли в Намангане тайных проституток, сарт отвечал, что, если сказать правду, то в Намангане следует назвать проститутками всех женщин и девушек, начиная с 12 и кончая 60-летним возрастом. Он, разумеется, перехватил немножко, но был очень близок к истине. Впоследствии, действительно, пришлось убедиться в том, что лишь редкую женщину нельзя склонить к временной любви за соответствующее вознаграждение, что редкая женщина отказывается от гонорара в 3–5 рублей и что в туземной жизни размеры этого рода плат нисходят иногда до баснословно ничтожных норм, причем с русских взимается обыкновенно в 5-10 раз больше, чем с сартов.
Последнее замечается, впрочем, не в одной только сфере проституции. Если сарт продает лошадь за 20 рублей, то русскому ту же лошадь он продает не дешевле 30; русские всегда и за все платят гораздо дороже туземцев, и виноваты в этом, конечно, сами же. Занимая новую провинцию, получая в военное время усиленные оклады, мы даем полный простор и без того широким российским натурам, швыряем деньгами направо и налево и хвастаемся друг перед другом тем, кто больше расшвыряет в данный промежуток времени.
В начале семидесятых годов в Ташкенте двугривенные и пятиалтынные платились нами уличному мальчишке за то, что он держал у крыльца верховую лошадь в течение 15–20 минут. Подобное швырянье денег здесь, где они редки, а капитал вообще дорог, не могло, конечно, пройти бесследно. Такая размашистость русской натуры сначала поразила сартов, а затем заставила их прийти к тому заключению, что каждый русский – Крез
