Полвека без Ивлина Во - [7]

Прибытие «Полярной звезды» вызвало большое возбуждение. Она появилась поздно вечером, встретив сильный шторм по пути из Барселоны. Я видел ее огни в гавани и слышал доносившуюся издалека танцевальную музыку, которую играл ее оркестр, но пошел посмотреть на нее поближе только утром. Это было, без сомнения, очень симпатичное судно, довольно высоко сидящее в воде, с высоким острым носом парусной яхты, целиком белое за исключением единственной желтой трубы.

Каждому англичанину за границей, пока не будет доказано противное, нравится считать себя путешественником, а не туристом. Наблюдая, как мой багаж поднимают на «Звезду», я понимал, что бесполезно далее притворяться. Мои попутчики и я сам были туристами, без всяких компромиссов или оправданий.

«Полярная звезда» была норвежской моторной яхтой водоизмещением в шесть тысяч тонн, способной принять на борт около двухсот пассажиров. Как и следовало ожидать от судна такого происхождения, она демонстрировала нордическую и почти ледниковую чистоту. Нигде, кроме больниц, я не видывал, чтобы все было так вычищено и надраено. Врач и медсестра на корабле были англичане; капитан с помощниками и команда, парикмахер, фотограф и разнообразные должностные лица — все норвежцы. Стюарды были из того космополитичного и многоязыкого племени — норвежцы, швейцарцы, британцы, итальянцы, — которое заменяет слуг всех стран света. Они поддерживали заданный Дживсом уровень учтивости и расторопности, который особенно приятен пассажирам-англичанам, гонимым за границу проблемами со слугами у себя на родине. Пассажиры тоже были всех национальностей, но британцы решительно преобладали, и английский был на корабле официальным языком. Офицеры одинаково свободно говорили на всех языках; некоторые из них впервые вышли в море на паруснике; и, сидя среди танцующих, пока корабль плавно скользил на скорости в пятнадцать узлов в теплой темноте, они обычно рассказывали ужасающие истории о прежних плаваниях, о тайфунах, штилях и лишениях; думаю, когда им малость приестся их безмятежная жизнь на этой яхте, они найдут утешение в этих воспоминаниях.

Вскоре я обнаружил, что мои попутчики и их поведение в разных местах, которые мы посещали, куда более увлекательны для изучения, нежели сами эти места.

Один тип пассажиров, который во множестве присутствует на кораблях, — это безбедные вдовы средних лет; их дети благополучно пристроены в надежные пансионы; их слуги грубы; они увидели, что могут распоряжаться куда большими деньгами, нежели привыкли; их взор притягивает реклама пароходных компаний, и они замечают в ней лишь такой набор фраз — полупоэтичных, ощутимо возбуждающих, — который способен при расположенности погрузить простодушного человека в состояние легкой нереальности и зачарованности. В нем нет откровенной сексуальной притягательности. «Тайна, История, Праздность, Блаженство». Эта манящая последовательность ассоциаций: луна над пустыней, пирамиды, пальмы, сфинксы, верблюды, оазисы, муллы на высоких минаретах, распевающие вечернюю молитву, Аллах, Хиченс[31], миссис Шеридан[32] — все деликатно указывает путь к шейхам, похищению и гарему, — но счастливо медлительный ум не торопится принять запретное решение; он видит направление и восхищается им издалека.

Не думаю, что эти счастливейшие путешественницы бывают когда-либо разочарованы чем-либо увиденным. Из каждого похода на берег они возвращаются с горящими глазами; они посвящены в странные тайны, и их речь расцвечена словами менеджера по рекламе из бюро путешествий; руки полны покупок. Их покупки совершенно бесподобны. Полагаю, это обычай домохозяек давать себе волю после двадцати лет покупок электрических лампочек, консервированных абрикосов и детского зимнего белья. Домохозяйки становятся специалистами в торговых сделках. Можно видеть, как они сидят в салоне за вечерним кофе, чудовищно лгут друг дружке, как рыбаки в юмористических журналах, сравнивая цены и демонстрируя одна другой свои приобретения под ропот восхищения и аккомпанемент соперничающей истории. Интересно, что происходит со всем этим хламом? Когда он оказывается в Англии и наконец распакован в сером свете провинциального утра, теряет ли он свое очарование? Не выглядит ли все это под стать другим безделушкам, выложенным в галантерейной лавке по соседству? Их раздают родственникам и подругам — показать, что о них не забыли в путешествии, — или хранят, как сокровища, каждую мелочь, вешают на стены, кладут на журнальные столики — чистое наказание для горничных, но постоянное напоминание о волшебных вечерах под необъятным небом, танцевальной музыке и статных морских офицерах, о звуке церковных колоколов, плывущем над водой, загадочной полутьме базаров, Аллахе, Хиченсе и миссис Шеридан?

Но на судне были самые разные пассажиры. Я подружился с молодой парой, Джеффри и Джулиет.

В крохотном офисе на прогулочной палубе «Звезды» терпеливый и обаятельный норвежец, бывший капитан дальнего плавания организовывал экскурсии на берег, и пассажиры подробнейшим образом обсуждали вопрос: стоит ли ходить на них. В Неаполе, где я остался на борту совершенно один, в силу незнания итальянского, я очень пожалел, что не присоединился к какой-нибудь из групп.