Полудённое море - [9]

Сама вода, как рассказывал Павел Григорьевич, теряет эти свойства, если вывезти её с полудня. Но гидробионты сохраняют эффективность надолго, и чем более высокоорганизован живой организм, тем сильнее эффект. Моллюски ценнее водорослей, рыба ценнее моллюсков.

— Коммерсы постоянно ищут здесь дельфинов, — сказал он как-то. — По расчётам, дельфинье мясо с полудня должно быть… Вы, Леточка, знаете японские легенды про мясо русалки?

Лета не знала.

— Оно дарит съевшему настолько долгую жизнь, что такая жизнь мало отличается от бессмертия, — поучительно сказал дедушка.

Лета зябко повела плечами. Она собралась ответить, но Павел Григорьевич заговорил снова:

— Кто-то считает, что сами эти легенды появились из-за того, что Полдень восходил в Японском море веке эдак в десятом. Не знаю, не знаю. Я склонен верить гипотезе, которая связывает появление Морей с переходом… как это сказать… Моря начали восходить после того, как население Земли перевалило за миллиард человек. Чем больше становится людей, тем чаще восходят Моря.

Лета вздохнула.

— Есть русалку, — вслух подумала она, — это каннибализм.

— О, — сказал Павел Григорьевич и надолго умолк. Потом посмотрел на Лету долгим взглядом и совсем другим голосом закончил:

— Поэтому я рад, что никто до сих пор не нашёл здесь дельфинов.

Вадим опять был при галстуке с той булавкой, с лиловым стразом. Когда-то Лета сказала, что булавка ей очень нравится, и Вадим заявил, что теперь это будет его талисман.

— Ты стала такой красивой, — сказал он. — Как же это описать… Ты сияешь внутри. Не снаружи. Внутри. Но это видно.

Лета улыбнулась.

Она понимала, что именно заметил и теперь пытается описать Вадим, но рассказывать ему об этом казалось нескромным.

— Глупо звучит, да? — Вадим понял её неправильно. Вздохнув, он опёрся о поручень. — Ни говорить не умею, ни рисовать не умею… Веришь, впервые пожалел, что не художник. Это ведь нельзя сфотографировать. Я даже пытаться не буду. Я знаю, что не выйдет.

Вадим на полудне держался спокойно, как будто ничего особенного не происходило. Но он тоже ел сырую рыбу и тоже купался, хотя и редко.

— А ты стал гораздо моложе, — раздумчиво ответила Лета. — Теперь ты старше меня всего на десять лет, а не на двадцать.

Вадим рассмеялся, и Лета удивилась: она не ожидала, что эти простые слова настолько его смутят.

— Жаль, — сказал он, — что на полудне седина не исчезает, — и ожесточённо поскрёб ногтями виски.

Потом он принялся пересказывать ей историю, о которой, верно, даже не слышал из десятых уст, а только прочитал её где-то — о том, как один китайский художник делал двойные портреты одних и тех же людей, один портрет писал как обычно, а второй — на полудне. А другой китайский художник сказал про его полудённые картины, что это образы умерших людей в раю. А первый художник обиделся на него и устроил какую-то каверзу… На этом Вадим запутался и признался, что не помнит продолжения.

Лета улыбнулась ему. Поразмыслила.

— А если подумать, — спросила она, — то что бы сказал ты? Тут и правда словно райское море. Волшебные гидробионты. С чем бы это сравнил ты?

Вадим замолчал надолго. Лета успела забеспокоиться, не обиделся ли он на дурацкий вопрос. Или, может, говорить здесь о смерти — плохая примета?

Лицо Вадима стало неподвижным, взгляд устремлялся в блистающий горизонт.

— Нет, — ответил он наконец. — Не с тем, что после смерти. Я бы сравнил это с местом, где ожидают рождения.

У Леты мурашки побежали по коже.

…что, если сфера Полудённого Моря — это яйцеклетка?

Она уже открыла рот, чтобы рассказать Вадиму о своих догадках, но Вадим вдруг схватил её в объятия и расцеловал — так долго и крепко, что Лета начала пищать и вырываться.

— Я люблю тебя, — сказал он, глядя ей в глаза цепким взглядом. — Знаешь, за что я тебя люблю? Мои друзья думают — за то, что ты молодая и красивая. Нет. За то, что тебе можно рассказывать про китайских художников, рай и смерть. И ты поймёшь.

Лета сомкнула веки.

— Мне сейчас очень хорошо, — сказал Вадим. — Здесь, с тобой. Вот бы так было всегда…

За спиной Леты вздохнуло Полудённое Море.

Последний день на полудне встретил её грозой. Лету разбудил гром. Удар был настолько близким и жутким, что она подскочила как ошпаренная. Несколько минут, пока она не проснулась окончательно, в голове метались всякие ужасы — что это? Мина? Торпеда? Корабль повреждён? Что за глупость, какие могут быть мины в Полудённом Море… Потом гром прогремел снова, чуть дальше, и теперь уже ясно было, что это всего лишь гром. Лета с глубоким вздохом опустилась обратно на подушку. Посмотрела на часы: несусветная рань.

Снова заснуть ей, конечно, не удалось. Работы на сегодня уже не было. Лета бестолково бродила туда-сюда, не зная, чем себя занять. Столкнулась с Вадимом — тот, бодрый и подтянутый, спешил куда-то. Поглядев на неё, он засмеялся: «Испугалась?» — но утешать не стал, только чмокнул в щёку и заторопился дальше.

Штурман Лёша стоял на палубе и мок под дождём. Услышав шаги, он обернулся. На лице его сияла улыбка.

— А ничего, что гроза? — робко спросила его Лета.

— Что?.. А! — Лёша запрокинул голову, уставившись в чёрное от туч небо. Дождь стекал по его лицу и шее, прямо под плащ. Лете даже смотреть на него было холодно. — Да брось!