Полудённое море - [11]

Она высвободила руку, шёпотом извинилась и пошла в каюту.

Лета включила компьютер.

Дома она была одна. До возвращения матери оставался целый месяц. Лета не сомневалась, что она вернётся. Мама — не из тех, кто остаётся там… Лета не хотела с ней спорить и ругаться. Это было бы очень тяжело и при том совершенно бессмысленно. Она знала, что пройдёт испытание. Знала, что поступит. Ей дадут койку в общежитии. Начнётся новая жизнь, её собственная жизнь. И мама… может, она даже не станет скандалить. Останется довольна тем, что дочь наконец-то начала всё делать по-своему.

«А ведь Лёша что-то понимал, — подумала Лета, глядя мимо монитора. — Заранее знал что-то. Но никому не сказал. Почему? И я у него ничего не спросила… Если бы я осталась на берегу, Вадим бы вернулся? Ко мне? Может, это я виновата?» Нет, она не чувствовала за собой вины. Вадим мог вернуться вместе с ней, ради жизни с ней — и выбрал не возвращаться.

Но всё сильней становилось желание вновь прийти к Морю. Лету тянуло на полдень, как на поводке. Она должна была сравнить, осознать, что изменилось в Море с тех пор, как пропал Вадим. Откуда-то она знала, что поймёт это. Это было самым важным.

…Вадима похоронили — верней, похоронили пустой гроб. Лета не хотела об этом думать. Она не чувствовала горя. Она не сомневалась, что Вадим жив. Полудённое Море — таинственное, но тёплое и уютное место. Там так много жизни, что совсем нет смерти.

Она даже не чувствовала боли разлуки.

Лета перешла на сайт штурманского училища. Свернула браузер, открыла текстовый файл. Мысли хотелось записать, чтобы перечитать потом. Записанные, они становились проще и реальней.

«Что, если сферы Полудённого Моря — действительно яйцеклетки», — написала Лета и нарочно не поставила знака вопроса.

«Что, если одна из них, забрав Вадима, оказалась оплодотворённой.

Но в них пропадали сотни, тысячи людей.

Мы знаем, что сферы Моря восходят всё чаще. Может, это зависит вовсе не от числа людей на Земле, а от того, сколько людей каждый год уходит на полдень? Может, японская легенда про мясо русалки — правда? Тысячу лет назад сферы восходили очень редко, и ещё реже кто-то мог в них попасть.

А русалка — это кто?»

Перечитывая написанное, Лета опустила руки на колени, скомкала подол. «Не буду фантазировать, — сказала она себе, — напишу только то, что похоже на правду. Про русалку придумал Павел Григорьевич. Это совсем ничего не значит. Совсем». Проще простого было бы выдумать хищных русалок, завлекающих людей в чудесные золотые шары. На приманку, снадобье, дарящее здоровье и молодость. Лета нервно улыбнулась.

«На полдень ходят тысячи кораблей по всему миру, — напомнила она себе. — И никто не видел там млекопитающих. Даже слухов об этом нет… Только о городе на берегу».

— Я всё узнаю сама, — сказала она вслух. Стёрла написанное, удалила пустой файлик и вернулась на сайт училища. — Я всё узнаю, когда поведу корабль на полдень.

Она открыла одну страницу, другую. Побродила по фотогалерее, наткнулась на снимок со встречи выпускников; померещилось, что она узнала на нём Лёшу, но это был другой парень… Что-то не давало Лете покоя. Словно на экзамене — решение задачи, которое брезжило совсем близко и вот-вот должно было стать ясным. «А где моё свидетельство об окончании школы?» — пришло ей в голову. Она не могла вспомнить, сдавала в институт копию или оригинал.

Лета встала и подошла к шкафчику, где мама хранила все документы. Изнутри дохнуло запахом старой бумаги. Лета отодвинула пакет с квитанциями, осторожно переложила офицерский планшет прадеда. В планшете хранились старые фотоснимки. Людей на некоторых из них не узнавала даже бабушка… Большая яркая фотография выпала из планшета и спланировала на пол, проскользнув мимо Летиных пальцев.

Лета медленно наклонилась за ней.

«На полудне с фотками сложно, — вспомнила она. — Не угадаешь, какая получится, а на какой будет только свет». На снимке был свет: в сумраке, в предутренних тенях вдалеке сиял огонь маяка. И был виден город за морем. Очень плохо виден, только неровная линия на горизонте и, кажется, какой-то пирс… или просто ещё одна тень. С удивлением Лета почувствовала, что улыбается.

На обороте фото маминым почерком было написано: «Виолетте» и дата. Дата, когда ей должен был исполниться двадцать один год.

Лета рассмеялась.

— Так бывает, — сказала она вслух. — Всё случается слишком рано.

У задачи по-прежнему не было решения. Зато она стала ещё интересней. Когда сделали фото? Кто? Зачем? Лета предположила, что снимали для того роскошного фотоальманаха, который она видела в фойе института. Но если так, значит, снимок в него не вошёл, иначе о нём трубили бы во всех новостях… Почему? Как это всё получилось? Штурман Лёша знал какие-то тайны, но мать Леты тоже была штурманом. Опыта у неё было куда больше, и тайны она, наверно, хранила куда серьёзнее…

«Но я всё узнаю сама», — подумала Лета.

Впервые она чувствовала себя дочерью своей матери. Не ребёнком, о котором нужно заботиться, не бестолковым подростком, которому всё запрещают, а наследницей. Последовательницей.

Её охватило вдохновение. Её метания и капризы, сомнения и печали вдруг обрели смысл, стали ступеньками к чему-то большему, чему-то по-настоящему важному. Сознание этого словно восходило в душе, озаряя её, — подобно тому, как из глубин восходило Полудённое Море…