И Лета увидела, как с поверхности сферы навстречу ему вытянулся протуберанец.
Потом она моргнула, и всё закончилось.
Лета боялась, что будет на судне бесполезной, а вместо этого оказалась нарасхват. Старенькие учёные, друзья и знакомые Павла Григорьевича все умели печатать только одним пальцем и с трудом управлялись с мышью. Лета печатала и печатала, под диктовку и с бумаги, расшифровывала диктофонные записи и всерьёз уставала. Но она была довольна. Нравилось помогать людям и делать что-то нужное. Времени, чтобы полюбоваться Полудённым Морем, всё равно оставалось достаточно.
Как-то после обеда Павел Григорьевич подошёл к ней. Лета стояла у борта и смотрела в воду. Вода здесь была невероятно прозрачной, всё время было видно дно, и порой страшно становилось, не сядет ли огромный «Зубарев» на мель. Над светлым песком, точно птицы, порхали косяки ярких рыб.
— Знаете, какие здесь глубины, Леточка? — Павел Григорьевич улыбался. — Полторы тысячи метров.
Лета открыла рот.
Сколько?!
Сначала она решила, что Павел Григорьевич шутит и подначивает её. Она ведь не морячка и многого может не знать. Но настолько очевидная, нелепая неправда…
— Это невозможно! — воскликнула она. — Дно видно! — и зачем-то показала пальцем за борт.
Дедушка расцвёл.
— Мы в Полудённом Море, Лета, — ответил он с нежностью. — Кому как, а для меня это самое чудесное чудо. У воды принципиально другие свойства: свет достигает дна всегда, на любых изученных глубинах. Объяснить это невозможно — никак, ничем. Многие пытались, но так и не объяснили. И — да, милая моя Леточка, в Чёрном море таких глубин просто нет.
— Где же мы? — прошептала Лета.
— На полудне, — Павел Григорьевич облокотился о поручень рядом с ней. — Хотя это, конечно, ничего не объясняет. Вот что любопытно: у воды другие характеристики, и это меняет флору и фауну. Здесь нет привычных нам глубоководных форм. Есть другие — адаптированные к давлению, но не к тьме… Хотите ещё одну историю, романтичную и ненаучную?
Лета кивнула.
— Далеко не все рыбы красивы, — сказал Павел Григорьевич. — Глубоководные рыбы обычно выглядят жутко. Но не полудённые. Понятно, отчего они яркие — от изобилия света. Но отчего у них такие изящные формы? Вот загадка.
Он ушёл по делам, а Лета вдруг подумала о Лёше. Лёша — странный парень, иногда кажется почти сумасшедшим, но ему должно быть кристально ясно, что он уводит корабль из земного моря в какое-то совершенно другое место. В параллельный мир? На другую планету? Никто этого не знает. Но он, полудённый штурман, твёрдо уверен, что приведёт корабль обратно. На огромном судне сотни людей, и штурман несёт ответственность за все эти жизни… «Смогу ли я?» — у Леты перехватило дыхание. Протянется ли золотой протуберанец к её рукам? Есть много историй о чудесах, и не так уж сильно удивляют новые истории. Но никакая история не сравнится с чудом, которого можно коснуться…
Потом, в изумлении, почти со стыдом Лета поняла, что совсем не думает о маме.
Её мать — полуденица. Несколько десятков раз она уводила на полдень огромные корабли, порой даже больше «Зубарева». И всякий раз мама твёрдо знала, что вернётся домой, к Лете и бабушке. Наверно, это они были её якорем, зацепкой на берегу…
Поразмыслив немного, Лета поняла. Она никогда не предполагала, что однажды станет такой, как мама, поэтому ей и в голову не приходило сравнивать себя с нею. А вот стать такой, как Лёша, она, наверно, могла.
…Нет. Она станет другой.
Это вдруг открылось ей с потрясающей ясностью. Она будет штурманом и станет другой. Полудённое Море отсечёт её слабости, всю её неуверенность, податливость, стыдливость и робкое послушание — всё это оно уничтожит и оставит её истинную. Настоящую. На миг она вдруг увидела себя в будущем: подлинную Лету — романтичную, но сильную, тихую, но волевую, абсолютно уверенную в себе.
И это было восхитительно. Настолько прекрасно, что Лета глубоко вдохнула и выдохнула со стоном, почти так же, как в объятиях Вадима…
Об этом стоило мечтать. К этому стоило стремиться. Ради этого можно было выдержать многое.
И как легко стало принимать решения, когда цель прояснилась, а язык неслепящего пламени потянулся навстречу…
Неловко становилось оттого, как люди вокруг старались… употребить Море внутрь. Лета не могла назвать это по-другому. То и дело в столовой во время обеда кто-нибудь выходил и просил хотя бы не пить морскую воду, потому что от этого пользы совершенно никакой нет, нет пользы, проверено, доказано… Готовить рыбу даже не пытались, все ели её сырой — кто с рисом на японский манер, кто просто так. Слухи слухами, но у метеоролога был диабет, и на полудне метеоролог переставал колоть инсулин. Говорил, что просто не нужно. И говорил, что по возвращению эффект сохраняется — ещё на пару недель…
Вода Полудённого Моря и правда была другой. После купаний никто не принимал пресный душ. Соль не жгла и не стягивала кожу — наоборот, действовала словно самый лучший крем. «Фотошоп», — сказал как-то Вадим, усмехаясь.
На себе Лета эффекта не слишком замечала, но все пожилые женщины на корабле сбросили, кажется, лет десять или даже двадцать. Некоторых она просто не узнавала при встрече.
