Полтора килограмма - [13]

жиром лоб. В общем, типичный хиппи. Лицо его лучилось доброжелательностью, черные как смоль глаза

восторженно блестели. Пиджак, словно с чужого плеча, водруженный на голый торс, был явно ему маловат.

Длинные руки смешно выступали из коротких рукавов. Линялые синие джинсы пузырились в области

коленей.

– Ну что, передумал? – спросил незнакомец, подмигнув. Его голос оказался из разряда тех, которые

нравятся женщинам, – низкий, хриплый, обволакивающий.

– Что передумал? – испуганно переспросил я, пытаясь приподняться на локте. Но перед глазами все

поплыло, так что пришлось оставить попытки.

– Умирать, – скаля белые зубы, пояснил он.

– Как я здесь оказался?

– Увидел в окно, как тебя приложили кирпичом по голове. Если бы я их не спугнул, обчистили бы

твои карманы. Всё произошло возле моего дома, вот я тебя и перенес к себе.

– Да, их было двое. Они шли за мной, – вспомнилось мне.

– Ты чего без родителей ходишь? Уж если ростом не вышел, так сиди дома, как стемнеет, – он

потрепал меня по плечу, словно давнего приятеля.

Я оскорбленно молчал, обескураженный таким панибратским отношением к себе.

– Можно стакан воды?

– Меня Том зовут. Том Кросби, – бросил он из-за плеча, направляясь, по всей видимости, в сторону

кухни.

– Дэн Харт, – представился и я. – У вас есть телефон? Жена, наверное, волнуется, что меня всё еще

нет дома.

– Сейчас принесу, – крикнул Том из кухни.

Я осмотрелся. Часы на стене показывали половину двенадцатого. Получалось, что без сознания я

находился минут десять, не больше.

Взгляд сразу выхватил мольберт с эскизом какого-то незаконченного рисунка. В глазах слегка

двоилось, и я прикрыл один. Рассматривая изображение, попытался предположить, что бы это могло быть,

однако быстро осознал тщетность своих стараний и бросил эту затею. Скорее всего, художник и сам не

понимал, что за пятно изобразил.

При тусклом свете ночника комната казалась небольшой. Из мебели был лишь старенький диван, на

котором, собственно, я и лежал, обветшалое кресло, стол у окна, застеленный темной скатертью. На столе

беспорядочно разбросанные листы бумаги, ночник и телефонный аппарат. На подоконнике различные

тюбики и баночки с красками. В дальнем углу находились шкаф, тумба из темного дерева и небольшой

телевизор. На стенах висели постеры «The Beatles», «The Mamas & the Papas», изображение каких-то

медитирующих восточных людей в позе лотоса.

Хозяин квартиры вернулся с большой кружкой воды в руке, помог приподняться и утолить жажду.

Затем перенес со стола телефон, поставив его мне на грудь. Я пробормотал слова благодарности и принялся

набирать свой домашний номер. Том тактично удалился из комнаты. Лгать я не любил и поэтому рассказал

Хелен всё как есть.

Она принялась причитать и плакать. Я утешал, как мог, обещая, что, как только пройдет

головокружение, сразу вернусь домой.

В комнату заглянул Том:

– Мелкий, как там тебя, Дэн! А ты где живешь?

– На Вашингтон-стрит, здесь рядом.

– Хочешь, я тебя на руках отнесу?

13

– Нет, не нужно. Сам сейчас встану, – стушевался я.

– Да ладно, ты весишь килограммов пятьдесят, как мешок муки!

– Нет, значительно тяжелее, – упорствовал я, оскорбленный сравнением.

– Ладно. Тогда давай спать, а утром отведу тебя домой.

Я напрягся. Меня волновало, где именно этот громила собрался ложиться? Кроме дивана, в комнате

других вариантов не значилось. Том извлек из шкафа подушку и одеяло, незатейливо их раскинул прямо на

полу и, повернувшись ко мне спиной, тут же уснул, слегка похрапывая. Мне же еще целый час пришлось

ворочаться на неудобном диване, пытаясь уснуть.

Утром я уже был способен передвигаться, хотя меня еще слегка покачивало и мутило. Вероятно,

сотрясение мозга избежать всё же не удалось. Опираясь на локоть Тома, я осторожно следовал к дому.

Хелен и Джим встретили нас у двери. Тома пригласили к столу позавтракать с нами. Он охотно

согласился, сразу очаровав присутствующих своей непосредственностью. После завтрака, заметив в

прихожей мяч Джима, он тут же позвал сына во двор играть. Мы с женой наблюдали в окно, как они

закидывают мяч в кольцо с сеткой, прикрученное к столбу на заднем дворе. У Тома были несоизмеримо

длинные конечности, словно у голенастого щенка дога. «Мир наверняка потерял в его лице отличного

баскетболиста», – подумалось мне тогда. Он вообще был более подвижен, весел, нежели я, что не могло не

очаровать моего двенадцатилетнего сына, для которого я вечно не находил времени, чтобы погонять мяч.

С того дня Том стал частым гостем в нашей квартире. Хелен и Джим всегда радовались его приходу:

он вносил в дом какое-то праздничное приподнятое настроение.

Вот так, ненавязчиво, этот человек вошел в нашу жизнь и стал моим самым близким другом. Почему?

Я и сам не понимал этого тогда. Мы во всем были полной противоположностью, но нам было интересно

вместе, и, не смея больше перечить притяжению душ, мы погрузились в крепкую мужскую дружбу.

Том вырос в Челси – небогатом пригороде Бостона. У него было три брата и одна сестра. Отец взял в

жены мать Тома с четырьмя детьми от предыдущего брака. Том оказался их единственным общим

отпрыском. Оба родителя обладали склочным и неугомонным характером и потому бранились как кошка с