Полтава - [3]
Казак ничего не заказывал, а лишь присел — собраться с силами. Корчмарев сын поднял лоснящийся лоб, прикрытый круглой засаленной шапочкой, тоже не отрывая взгляда от редкого гостя. Под старым и бесцветным кобеняком у того — красные шаровары из дорогого сукна и синий жупан. Сабля украшена золотом. Ружьё за плечами — гетманскому вояке такое и во сне не приснится. А подобную саблю не зазорно прицепить к боку и бравому есаулу, не то что казаку. Сапоги выбивают подковами звон, хотя запорожец и не шевелит ногами. Только шапка на голове обычная, хлопская, — чтобы не бросаться в глаза красным верхом.
Корчмарь приступил поближе, с намерением расспросить, в каком походе добывают такое богатство.
Казак наперёд:
— Когда церковь отстроили?
Корчмарёво лицо прояснилось: здешний казак! Да года два не бывал дома. К руинам рабочие люди приступили позапрошлым летом.
— Ещё там много работы, видите, — живо отозвался корчмарь. — Ещё когда это...
— Кто отстраивает?
Корчмарь даже оглянулся. Он туда стежки не топчет. Но спрашивают...
— Гетманским коштом, видите... Эконом Гузь. На освящение сам гетман приедет. Так управитель Быстрицкий обещал...
Казак не отвечал. Поспешил во двор.
Сквозь узенькое стёклышко, засиженное в прошлые летние дни мухами, корчмарь увидел уже отвязанных коней.
Возле плотины собралось много возов. Скрипит чумацкий обоз, и местные хлопы торопятся в Гадяч на ярмарку. Широкий шлях за рекою пока что пуст. Манит подсохшей землёю. Над высоким берегом поднимается круглое, как мельничное колесо, солнце и слизывает тёплыми лучами с церкви остатки ночного мрака. Видны белые, будто сметана, стены и золотые, сверкающие — глазам больно — тонкие кресты.
Люди возле воды любуются виденным.
Запорожец поит в ручье усталых коней. Ему не по нраву это людское любованье.
— Грех на душе... Потому хлопских денег не жаль!
Какой-то старикашка качает головою в изодранной шапке:
— О! Сечь... Ага... Там язык на припоне не держат... Но бережёного и Бог бережёт... Здесь полно есаулов, есаульцев, есаульчиков...
Тем временем смельчака опознали:
— Марко? Ты? Го-го!
Низенький парубок расставляет красные руки.
— Я, — отвечает Марко спокойно. — А ты — Степан...
Парубок топчется на месте. Его круглое рябое лицо краснеет. Он ожидает смеха, но никто не смеётся. Кто уже готов спуститься на плотину. У кого возы далеко — те с интересом всматриваются в Марка.
— Господи! — машет длинными руками Степан. — А мы с Петрусем...
Проезжие люди расспрашивают, чей это сын наведался домой.
Марко пробивается с конями на плотину, и нет ему супротивного слова. Запорожец.
— Мы с его братом овечек пасли, — разводит руками Степан, не веря, что запорожца не обрадовали добрые слова.
Татарской стрелою взлетел конь на высокий берег. Внизу, возле речки, он развешал на голых деревьях ошмётки чёрной грязи. А наверху, на гладком месте, копыта высекли прозрачную пыль. Там раньше всего прочего просыхает земля. Другой конь, на котором привязаны дорожные саквы, не торопился. Марко ударил его нагайкой — он взвился, как ужаленный оводом, задрожал каждою жилкою, да повод не дал воли. Тогда животное будто застеснялось и уже ни на шаг не отставало от переднего своего товарища.
А тут уже и подворье. Вот, за валом... На широком крыльце — мать. Опустила ведро с водою. Солнечные зайчики от воды прыгают по высокому очипку, по лицу, по шее. Но больше всего — по белой стене. Тревожат петухов, выведенных рукою Петруся. Петухи, раздражённые, ещё сильнее выгнули крутые яркие хвосты. Не хвосты — колёса дебелых чумацких возов.
— Сыну!.. Марко! Марко прибился!
На крик из хаты выскочила наймичка с голыми руками в чёрных пятнах сажи, и наймит с острыми вилами показался из сарая.
Выбежал старый Журба.
— В воду глядел Петрусь! — тотчас обвил он красным поясом свою широкую свитку. — Ему такой сон приснился!
— И мне, — заблестели слёзы в материнских глазах. — Мне тоже...
Марко привязал коней к обглоданной коновязи. Отец сдавил сына в объятиях, обдавая крепким запахом горелки.
На крыльце появился неизвестный Марку человек в дорогом жупане под широким адамашковым поясом.
В подворье, возле вала, — люди. Большей частью мужчины: и казаки, и голота. Как же — Иван Журба не простая птица. Многим нужен. Люди подходили с интересом...
Наконец удалось приблизиться и матери. От волнения женщина не стояла на ногах. Её поддерживали руки наймички.
— Сыну...
Отец велел наймиту поставить сыновых коней в конюшню. Затем во весь двор объявил:
— Работы не будет, добродейство! Все — к столу!
Нет надобности повторять что-либо для Журбихи.
Высокая, широкая в кости, она издали казалась матерью даже для своего мужа — немолодого уже, сказано, жилистого, но ещё тонкого телом, подвижного и вроде бы крепкого. Журбиха не только к пенью способна, но и к ворожбе. И к ней люди приходят...
В просторной светлице и без того держался запах добрых закусок. Эти запахи побеждали дух от пучков засохших трав, приткнутых под частыми иконами. Люди, входя, клали на себя крест перед ясными Божьими ликами, малёванными другим хозяйским сыном, — на многих чернодубских стенах висит Петрусева работа, — старались прихватить себе место возле окон, чтобы оттуда посматривать на коней или на волов за широким валом. Хата у Журбы на высоком холме. Из окошек видно, как жёлтые конские зубы выхватывают из мешковины сено. Или овёс. Кому что послано Богом.
Автор объединяет популярные очерки о древнегреческом театре, о «легендарном» родоначальнике трагедии Дионисе, о выдающихся драматургах: Феспиде, Эсхиле, Софокле, Еврипиде, Аристофане, Менандре – об их творчестве и театральной жизни в античности.
В книге речь ведется о русских медиках. Здесь можно прочесть их полузабытые жизнеописания, начиная еще с основания первых лекарских школ в Москве и в Санкт-Петербурге, а уж тем более с учреждения первого в России Московского университета. Не обойдена также роль и Санкт-Петербургской медико-хирирургической академии.
В книге повествуется о медицине эпохи Средневековья. Перед глазами читателей медицинская наука предстанет в несколько непривычном своем обличии. Те, которые предпочтут обратиться сразу к определенным главам, – без малейшего промедления окажутся в центре интересных, значительных эпизодов в становлении медицинской науки. Из этих эпизодов, по нашему убеждению, как раз и соткана вся драматическая история медицинского врачевания.Предлагаемая книга может оказаться полезной для многих людей: и для тех из них, которые посвятили медицине всю свою предыдущую жизнь и знают о ней почти все, и для тех, кто изо всех сил старается как можно подальше держаться от любого врачебного кабинета.
В смутные времена появляются на исторической арене люди, которые впоследствии становятся темой исследования не одного поколения историков. Лжедмитрий — одна из самых ярких фигур такого рода. До сих нор не ясно его происхождение, до сих пор служит символом переменчивости народной любви стремительный взлёт самозванца и его страшная смерть. Станислав Венгловский обладает не только глубокими познаниями в области русской и польской истории, но также и умением строить увлекательный сюжет и облекать его в яркую литературную форму.
Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.
«…Хочу рассказать правдивые повести о времени, удаленном от нас множеством лет. Когда еще ни степи, ни лесам конца не было, а богатые рыбой реки текли широко и привольно. Так же и Воронеж-река была не то что нынче. На ее берегах шумел дремучий лес. А город стоял на буграх. Он побольше полста лет стоял. Уже однажды сожигали его черкасы: но он опять построился. И новая постройка обветшала, ее приходилось поправлять – где стену, где башню, где что. Но город крепко стоял, глядючи на полдень и на восход, откуда частенько набегали крымцы.
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.
«… Жизнь викингов была полна приключений на больших просторах суши и моря. Бывая в различных странах, я пытался увидеть какие-нибудь следы их, чтобы лучше понять, что же это были за люди. Ведь любопытно, например, что осталось от эпохи викингов в Швеции и Дании, Финляндии и Иране, Египте и Тунисе, во Франции и Англии, в Болгарии и Ливане… Не упускал я из виду викингов и в Эстонии, на Нижней Волге и Каспии, на днепровских берегах и в Новгороде…А что говорить о знаменитых сагах, посвященных далеким, далеким временам, в частности, о сагах Снорри Стурлусона? Это несомненно правдивые рассказы о повседневном житье-бытье и битвах викингов.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
Исторический роман известного петербургского писателя Николая Коняева воскрешает события трёхсотлетней давности — время церковного раскола. Автор исследует истинные причины этой национальной трагедии, разрушает стереотипы, навязанные идеологией прошлых лет.Книга Н. Коняева, являясь результатом тщательного изучения архивных документов, представляет собой редкий пример живо написанной, увлекательной и одновременно познавательной исторической хроники.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.