Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [40]

Попытку решения этих проблем должно было предпринять посольство во главе с перемышльским каштеляном С. Стадницким, отправленное из королевского лагеря в Тушино 12 ноября (н. ст.) 1609 г. По более позднему свидетельству Льва Сапеги, соответствующее решение принял сам король со своими ближайшими советниками, подкоморием Анджеем Боболой и подканцлером Феликсом Крыйским[371]. Анализ врученных послам инструкций показал[372], что перед ними был поставлен ряд задач, а они, ориентируясь на месте на свое знание реальных условий, должны были определить, на решение какой из задач следовало направить свои усилия.

Что касается польско-литовского войска в Тушине, то здесь речь шла о том, чтобы добиться перехода этого войска на королевскую службу на обычных условиях, обещая им более значительное вознаграждение лишь после подчинения Москвы власти Сигизмунда III. При этом, следуя обычной практике обращения с войском, требовавшим жалованья и наград, послы должны были обещать наиболее популярным среди военачальников пожалования в Речи Посполитой, чтобы они воздействовали на войско в нужном духе.

Послы должны были также побуждать подчиниться власти короля «московских людей» как в Москве, так и в Тушине. Им следовало обещать сохранение их прежних обычаев «как в церковных обрядах, так и в судах», а также владений и доходов, которые в будущем могли бы быть и умножены. С этой целью послам были вручены два «листа». Один из них был адресован «патриарху и всему духовному чину». В нем король обещал в случае их подчинения его власти сохранить «веру вашу православную» и не только сохранить, но и увеличить все пожалования церкви. Другой «лист» был адресован «до бояр думных, детей боярских и всех людей московских». И действительно, король обращался в нем не только к боярам и детям боярским, но также к торговым людям, стрельцам и казакам. Очевидно, исторический опыт предшествующих лет убедил правящие круги Речи Посполитой в том, что при проведении своей политики необходимо принимать во внимание позицию разных социальных групп в составе русского общества. Им король также обещал не только сохранить за ними все права и имущество, но «и выш того всякою честью, вольностью и многим жалованьем… подарити»[373]. «Листы» эти были составлены так (без указания имен), что могли быть использованы при переговорах как в Москве, так и в Тушине.

Положение королевской армии, застрявшей под Смоленском, было нелегким, поэтому не исключалась и возможность переговоров с Василием Шуйским и даже заключение мирного соглашения с ним. Насчет возможных условий такого соглашения послы получили вполне конкретные указания. Царь Василий должен был уступить Речи Посполитой Смоленщину, Северскую землю, Великие Луки и Опочку, возместить ущерб, нанесенный в его стране полякам, и выплатить большую сумму денег польско-литовскому войску в Тушине за его согласие покинуть русскую территорию. Инструкции не давали послам никаких полномочий для ведения переговоров с Лжедмитрием II. Очевидно, их составители исходили из того, что соглашение послов с польско-литовским войском и «московскими людьми» в Тушине приведет к устранению Самозванца из русской политической жизни. Послы сами на месте должны были решить, склонять ли русских людей подчиниться власти короля или искать соглашения с Шуйским.

В Тушино посольство прибыло 17 ноября (н. ст.) и сразу же, игнорируя Лжедмитрия II, вступило в переговоры с польско-литовским войском.

История контактов королевского лагеря под Смоленском с польско-литовскими отрядами в Тушине получила свое отражение в широком круге разнообразных источников (различные документы, мемуарные свидетельства участников событий) и неоднократно подробно рассматривалась в научных исследованиях. Вступление королевской армии на русскую территорию было воспринято польско-литовским войском с явной враждебностью как попытка отнять у него награду, завоеванную «кровавым трудом». Направленные под Смоленск послы войска угрожающе заявляли: «Если кто-либо кровавые наши заслуги отважится у нас вырвать, то мы тогда не будем ни государя государем, ни братьев братьями, ни отечество отечеством признавать»[374]. Несмотря на это, открытого разрыва отношений между сторонами не произошло, а когда в Тушино прибыли королевские послы, войско было вынуждено отнестись к их предложениям перейти на королевскую службу с гораздо более серьезным вниманием, чем ранее.

За время с сентября по декабрь 1609 г. положение тушинского лагеря серьезно ухудшилось. Армия М. В. Скопина-Шуйского постепенно продвигалась к Москве, и попытки тушинских войск остановить ее были безрезультатными. Совсем незадолго до начала переговоров в Тушине сам командующий тушинским войском кн. Роман Ружинский в боях под Александровой Слободой пытался нанести поражение войскам русского полководца, но вынужден был вернуться в Тушино, не добившись успеха[375]. Перспектива захвата Москвы и находившихся в ней царских сокровищ становилась все более нереальной. К тому же наемники не собирались постоянно оставаться в России, их будущие планы удобного устройства жизни с захваченной добычей неизменно связывались, как уже говорилось выше, с Речью Посполитой, поэтому открытый конфликт с королем и сенаторами мог поставить их планы под угрозу. В таких условиях переход на королевскую службу мог оказаться удобным выходом из создавшегося положения. Однако само принципиальное согласие на службу королю не устраняло всех трудностей. Польско-литовских тушинцев не устраивали те скромные условия службы, которые им предлагали королевские послы, и они добивались, чтобы Речь Посполитая выплатила им то вознаграждение, которое ранее обещал Лжедмитрий II