Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [112]

О результатах, к которым привел этот шаг короля, можно судить по содержанию грамот великим послам и смольнянам, доставленным под Смоленск 25 декабря. Грамоту послам доставил Борис Грязной, бывший стольник Лжедмитрия II и один из участников февральского посольства 1610 г.[1076] — очевидно, круг бывших сторонников Лжедмитрия II в Москве стремился держать эти контакты под своим контролем. Хотя И. И. Голиков не полностью воспроизвел содержание грамоты, все же можно установить, что Боярская дума не во всем пошла навстречу требованиям короля. Так, здесь читаем, что о «коште и накладе» Дума будет договариваться с А. Госевским, «как… Московское государство успокоится». Однако по вопросу о Смоленске Боярская дума пошла на уступку. Послы должны были согласиться на то, чтобы смольняне принесли присягу не только королевичу, но и королю и чтобы они выпустили в город польско-литовский гарнизон[1077].

Другой гонец — Василий Колединский — привез грамоту смольнянам с аналогичными предложениями. Грамота заканчивалась словами: «…а только не учнете делати по нашему совету… и не учнете бити челом им, великим государем, и мы вам объявляем, что вам от нас помочи не будет никоторые… и вам бы однолично всякой умысл оставити, крест целовати по их государской воле»[1078]. Еще не дождавшись реакции на свое послание, король послал в Москву новую грамоту с гонцом Лукашем Исайковским[1079]. В этой грамоте (ее содержание излагается в тексте ответа Боярской думы)[1080] Сигизмунд III уже прямо жаловался на послов, что они с Михаилом Шеиным «намовы не чинят», и поэтому тот не целует креста королю. Он снова рекомендовал боярам «одписать, не задерживаясь», чтобы смольняне принесли присягу и выпустили в крепость «литовских людей». Одновременно боярам было передано устное пожелание короля, чтобы послы отправились в Вильну для встречи с королевичем. Такое пожелание вполне понятно, так как Сигизмунд III не предполагал вести с послами никаких серьезных переговоров. После решения вопроса о судьбе Смоленска они были ему вообще не нужны, и он хотел бы отправить их подальше, чтобы они своим нежелательным вмешательством не затруднили бы его действия по «успокоению» Московского государства.

Бояре ответили, что они направят новую грамоту Шеину, чтобы он привел смольнян к присяге и впустил в город польско-литовский гарнизон. При этом, однако, бояре настаивали на том, чтобы Смоленск не был оторван от Русского государства. Таким образом, уступчивость Думы имела свои границы.

Для короля Сигизмунда такие оговорки, как представляется, большого значения не имели. Важно было то, что Боярская дума приказывала впустить польско-литовский гарнизон в Смоленск. Однако и послы, и смольняне отказались подчиниться приказам Думы. С развернутым обоснованием их позиции выступил на встрече 27 октября ст. ст. кн. Василий Вас. Голицын. «Отпущали нас, — говорил он, — патриарх и бояре и все люди Московского государства», именно они, а не «одни бояре» дали послам их наказ. А теперь бояре изменяют эти указания «мимо патриарха и всего освященного собора и не по совету всех людей Московского государства»[1081]. Поступать так бояре не вправе — «надобно ныне делати по общему совету всех людей, а не однем бояром, всем государь надобен»[1082].

Выступления эти исходили от главных послов, но отражали точку зрения всего посольства. Как видно из публикации И. И. Голикова, решение не признавать правомочными боярские грамоты было принято на собрании всех членов посольства. Решение это аргументировалось не только тем, что грамоты были написаны «без ведома всее земля», но и тем, что они, подчинившись боярам, «останутся… от патриарха в проклятии, а от всей земли в омерзении»[1083].

Когда и на следующей встрече, 28 октября, позиция послов не изменилась, сенаторы дали волю своему возмущению. Когда послы уходили с места переговоров, «и паны рада послов лаяли, а говорили: не послы то, воры»[1084].

Таким образом, послы продолжали отстаивать зародившееся и формировавшееся в годы Смуты представление, что в отсутствие государя лишь «вся земля» — собрание представителей всех «чинов» русского общества — может быть высшим органом власти, полномочным решать вопросы, касающиеся судеб всего общества (как, например, вопрос о том, кто станет во главе этого общества как его новый государь). Так в своеобразной местной форме на русской почве был сформулирован один из главных принципов идеологии средневекового сословного общества — «то, что касается всех, должно быть одобрено всеми».

Хотя именно на этом принципе (если говорить о дворянстве Речи Посполитой) основывалась деятельность высшего органа государственной власти этого государства — сейма, сенаторы не проявили готовности с ним считаться, столкнувшись с его проявлением на русской почве. Если на раннем этапе споров они требовали подчинения русского общества распоряжениям государя, то теперь речь шла о распоряжениях Боярской думы. «Варварское» общество, воспитанное в условиях «тираннии», должно было, в представлении сенаторов, беспрекословно повиноваться приказам сверху, и, когда этого не произошло, их охватило возмущение.