Польские трупы - [21]

Перевод О. Чеховой

Ирек Грин Бесхозный пес

Он сидел на крышке унитаза в позе лотоса и слушал стоны, доносящиеся из-за двери. Стонали почти напротив, в том месте, где размещались умывальники, врезанные в длинную мраморную столешницу, и большое зеркало. Диктофон фиксировал все с цифровой чувствительностью: приход мужчины и женщины, щелчок замка с внутренней стороны ресторанного туалета, ее нетерпеливость, его заверения, что в кабинках никого нет, когда он, нагибаясь, заглядывал под каждую дверь, потом скрип кожаных брюк, которые мужчина резко стащил с женщины, и наконец гулкие отзвуки совокупления. Она повторяла его имя и громко требовала, чтобы он входил глубже, и хотя кричала она в основном по-немецки, человек в кабинке понял большую часть слов, а о значении остальных догадался из контекста. Он раздумывал: любовники стоят? — и если да, то как стоит женщина: передом или задом к партнеру? А может, она сидит на столешнице, а он стоит? Скорее всего, оба на ней лежат, не зря же мраморная плита такая широкая и прочная.

Вдруг они перестали издавать звуки. Все прекратилось, и наступила тишина. Почти полная. Только мобильник в кабинке заливался все громче. Так был установлен. Чтобы звонил по возрастающей. Он пришел к выводу, что это трель телефона заставила их затаиться. Не оттого вовсе, что им захотелось ее послушать. Хотя мелодия была довольно приятная. Он сполз с толчка. Открыл кабинку, стараясь не смотреть на сплетенные тела, — женщина стояла задом, — и стремительно бросился к двери. Мужик, спутанный штанами, смотрел на него в зеркало. В ярости.

— А ну, подожди, сволочь!

Он не стал ждать. Открыл дверь туалета и, прошмыгнув через зал ресторана, выскочил на улицу. Не угодил под пролетку лишь потому, что прибавил шагу. Свернул на рыночную площадь. Сел на первый попавшийся свободный стул в садике кафе. Обернулся — нет ли погони. Пригладил волосы. Глубоко вздохнул и поднес телефон к уху: «Детективное агентство “Инквизиция”», Иосиф Мария Дыдух, чем могу быть полезен?»

* * *

Голос в трубке отдал распоряжение. Иосиф Мария Дыдух, стоя под душем, и потом, когда читал уже в постели, и позже, когда засыпал, проклиная шум краковского Казимежа[11], совершенно четко это сознавал. Голос не просил, не спрашивал, не уговаривал — отдал распоряжение. В девять вечера, завтра, жду вас у костела францисканцев. Попытка выяснить цель встречи не удалась. А на вопрос: как мы узнаем друг друга? — ответили частые гудки. Дыдух, окинув взглядом свое недавнее прошлое, заключил, что за приглашением, пожалуй, не скрывается ни один из его врагов, которых у него накопилось изрядно с той поры, как он стал частным детективом. То есть за три года. Три года в деле, и уже по уши в дерьме. Ну что ж, сам выбрал специальность: разводы.

Следующий день он начал с передачи кассеты клиенту. В кабинете заказчика они сосредоточенно прослушали стоны. Иосиф взял деньги и, покивав в знак согласия, мол, вот потаскуха и доигралась, вежливо попрощался. Потом позвонил приятелю, полицейскому из Центрального следственного управления Варшавы, и попросил установить, кто накануне ему звонил с засекреченного номера, но услышал только, чтобы шел куда подальше и сам искал, коли заделался частной ищейкой. Затем отправился в офис, проверил электронную почту, выслушал поток брани, записанной на автоответчик женским голосом, ни с кем не идентифицирующимся, проверил и записал, с какого номера звонили, положил ноги на письменный стол, протер ботинок — он недостаточно блестел — и стал ждать. Через пятнадцать минут, так как ничего не происходило, он отправился в летний садик кафе «Молочная» выпить кофе. Просмотрел заголовки газет. Был звонок на мобильный, кто-то долго дышал в трубку. Он позвонил Матильде, она не отвечала. Заказал еще чашку кофе. Пересел за другой столик, потому что рядом расположилась парочка испанцев, курящих вонючие «дукадос». Поразмышлял о вечерней встрече, недолго. Тот тип, видно, его знает. В девять, за несколько дней до Ивана Купалы, на площади Всех Святых будут толпы, а значит, можно надеяться, он не получит по морде — кругом же люди. Впрочем, иногда клиенты назначали ему встречу вне офиса. Некоторые не желают, чтобы их видели в детективном агентстве. Хотел подсесть знакомый с виду художник, но раздумал, как только Дыдух сказал, что неплатежеспособен. Художник, уже в подпитии, присовокупил еще пару слов на тему того, что Дыдух выглядит как деревенщина в своем неизменном костюме и что не помешало бы держаться раскованнее.

* * *

Он пошел к доминиканцам на «девятнашку». Так вечернюю мессу называла молодежь, знавшая о ней, поскольку служба предназначалась для молодых. Храм был переполнен, поэтому богослужение он слушал в притворе. Молился самозабвенно и только раз рассмеялся. Вспомнил, как он сам, отправляя мессу в этом костеле — далеко не в лучшем психическом состоянии, после бессонной ночи, когда он в оцепенении внимал исповеди отца Адама, — разъяснял прихожанам значение праздника Трех Царей[12], рассказывал про Бонифация, Панкратия и пр.[13], а какая-то баба в первом ряду так хлопала себя по лбу, что эхо просто ошалело от избытка впечатлений.