Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [81]
Главной целью сторонников «умеренной» демократии была подготовка к вооруженной борьбе за Польшу как необходимости, неотвратимо вытекающей из факта ее порабощения. Они подчеркивали, что ни помощь держав, ни поддержка европейской общественности и революционных союзников «не снизойдет на Польшу ни с того, ни с сего […] нужно ее привести, вызвать. Нам помогут, – заявляли они, – но если будет кому помогать, если разовьем такие силы, с которыми будет стоить считаться […] если мы выработаем у себя состояние постоянной борьбы, непрерывного восстания». «Przegląd rzeczy polskich» доказывал существование неразрывной связи между революцией, национальностью и свободой. Отмечая нецелесообразность и бесполезность «органической работы», он подчеркивал, что «заговоры и революции» – «менее дорогостоящие, менее опасные для нации, чем бесконечное продолжение мертвящего […] рабства»; они являются «необходимым, неизбежным средством, поскольку нет другого средства для проведения мысли, живущей в массах». Орган Польского коло видел в заговоре «неизбежное средство свержения ярма рабства», а в «вооруженном действии» «путь к освобождению» и заявлял: «Независимость Польши это единственная цель истинного патриотизма, […] восстание – единственное средство ее осуществления», «единственный способ прийти к независимости», причем «восстание постоянное, непрерывное, не складывающее оружия, не вступающее ни в какие переговоры с захватчиком, падающее для того, чтобы снова подняться». Выдвигая идею восстания силами польского общества, демократы подчеркивали при этом значение и роль эмиграции как «важного органа национального механизма, составляющего нераздельное целое со страной», без помощи которого Польша не может обойтись и который несет на себе важные обязанности и великую ответственность за их выполнение. «Przegląd rzeczy polskich» называл эмиграцию «стражем знамени, на котором кровью и мученичеством целой нации написан лозунг независимости Польши», и потому объявлял преступлением перед родиной возвращение эмигрантов в Польшу по амнистии царя. Он призывал эмигрантов сплотиться и «исполнять патриотические обязанности», «делая все то, что недоступно стране»: осуществлять «живое и непосредственное свидетельствование перед миром, что Польша хочет быть целой и независимой», выяснять «пути, по которым нация должна стремиться к возрождению», пропагандировать «принципы и условия», необходимые для завоевания независимости, подчеркивать солидарность «дела Польши с общим движением европейских народов». Важной задачей эмиграции «умеренные» демократы считали посредничество в координации усилий трех частей Польши. Они связались с Королевством Польским и сумели сблизиться как с теми, кто осторожно относился к идее восстания, так и с молодыми патриотами, стремившимися к вооруженному выступлению. «Умеренные» поддерживали также связь с Галицией и Познанщиной, и осенью 1860 г. по их инициативе в Познани был созван съезд представителей от трех частей Польши и «забранных провинций», где обсуждался вопрос о восстании и создании тайной организации для его подготовки. В связи с планом подготовки восстания внимание Польского коло привлекала и Молдавия как плацдарм для удара, направленного на территории Украины и Галиции. Князь Куза, возглавивший после Крымской войны объединенные Дунайские княжества, симпатизировал полякам, поддерживавшим его избрание, в результате там создалась благоприятная атмосфера для деятельности польских эмигрантов. Посланный в Княжества в 1859 г. Милковский наладил контакт с украинскими землями, выезжал в Галицию, собирая средства на формирование вооруженного отряда. Эта задача была возложена на Ф. Сокульского, который в Стамбуле с «усердием» «занимался польским делом, несмотря на отсутствие официального назначения». Он осуществлял закупку оружия и амуниции и набирал добровольцев – эмигрантов, которые стягивались из Европы, и молодежь, пробиравшуюся из Польши>192.
Одним из наиболее активных деятелей Польского коло был Людвик Мерославский. Он являлся членом парижского Эмигрантского комитета – неофициального руководящего органа «умеренных» и благодаря участию в революционных событиях 1848–1849 гг. завоевал популярность как в среде эмиграции и европейской общественности, так и в Польше. В национальном плане «красный генерал» провозглашал лозунг «единой и неделимой демократической Польши», а в социальном – видел идеал в гминовладстве – строе общинного землепользования, существовавшего в Польше на раннем этапе ее истории. Крупную земельную собственность он называл «достоянием грабителей и иностранных оккупантов», формой же власти, присущей польскому национальному характеру, считал «коммунальную демократию» в условиях мира и военную диктатуру в моменты кризиса, отрицая все формы монархии. Мерославский мечтал о свободной конфедерации «славянских наций с Польшей в качестве народа-Архимеда», как вождь славянства она должна была стать мостом между «восточным варварством» и западной цивилизацией. Стоя на позициях национализма, он не считал украинцев, белорусов и литовцев самостоятельными национальностями, безоговорочно выступая за включение их национальных территорий в состав будущей Польши и охват их «общинной демократией». Что касается русского народа, то генерал отождествлял его с царизмом, заявляя от лица поляков: «Угнетенный народ вырывается из пут благодаря фанатичной ненависти к врагам […]. Он не допускает в свое сердце никаких исключительных симпатий – даже для вражеских реформаторов, либералов, филантропов. Он слеп и должен быть таким. Правительство, которое угнетает его, он не отделяет от народа […] и в этом его спасительная мудрость, естественный государственный ум; если он утратит его, обманутый преждевременными иллюзиями о братстве народов, то он немедленно начнет растворяться во враждебном племени, терять свою родовую индивидуальность, пока не найдет смерть в братских объятьях». Поэтому Мерославский пренебрежительно отзывался о русских революционерах, считая всех русских «массой рабов». Он писал о «моральном и интеллектуальном расстоянии» между ними и поляками, о том, что в будущем Россия должна морально и культурно «ополячиться», и лишь тогда с Польшей и благодаря Польше она сможет войти в «органический бином Славянщины», возглавив восточных славян. Вместе с тем в отношениях генерала с русскими революционными эмигрантами сказывался прагматизм. Несмотря на неприязнь к русскому народу и отказ от русско-польского революционного союза, он был заинтересован в использовании борьбы русских революционеров против самодержавия как вспомогательного средства, которое может облегчить полякам достижение их национальных целей. Впрочем, Мерославский не верил в революционность России, которая, по его мнению, «срослась с царизмом и без царизма не может существовать». Поэтому ожидание русской революции как сигнала для начала польского восстания он называл «непростительным легкомыслием и смертным грехом на совести нации»
