Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [77]

.

Знаменательно, что Герцен, как и Каменьский, поддавшись либеральным иллюзиям, поверил в возможность проведения социальных реформ сверху, по воле царя. За это он подвергся критике со стороны Л. Булевского, получившей отражение в опубликованной газетой «Demokrata Polski» статье «Взгляд русских на крестьянский вопрос». Автор статьи утверждал: «Для введения прогресса в России в какой-либо форме, хотя бы в форме освобождения крестьян, необходимо свергнуть царизм и избавиться от Польши», «без свержения царизма нет спасения для России». Орган ПДО следил за положением в России, публиковал информацию о крестьянских бунтах, печатал стихи русских революционных поэтов в защиту свободы Польши, приветствовал русских революционеров, в частности, М. А. Бакунина в связи с его побегом из сибирской ссылки. Но «снисходительность» Герцена к Александру II, который «запретил даже думать о Польше», неприятно поразила польских демократов, чей печатный орган еще в 1844 г. писал об «антагонизме» между «польской идеей» «свободы, равенства, братства» и «русской идеей» «царизма, насилия, угнетения». В конце 1850-х годов они выступили с критикой «слишком умеренной» позиции Герцена и Огарева. Подчеркивая, что стремление к «освобождению Польши впитано с молоком матери каждым поляком», они отмечали, что поляки «пролили крови больше, чем все русские журналы, не исключая “Колокола”, пролили чернил», и заявляли, что политическое кредо «Колокола» делает русско-польский революционный союз невозможным: «Наши пути теперь разны», – констатировала газета «Demokrata Polski». Этот резкий вывод, несомненно, имел под собой основание, так как был спровоцирован либеральными колебаниями Герцена в вопросе об отношении к царским реформам – колебаниями, от которых он вскоре излечился. Но были и другие основания для заявления органа Централизации о расхождении путей русских и польских революционеров. Они заключались в различном отношении как к крестьянскому вопросу в частности, так и к соотношению социальных и национальных проблем в целом. Если русские революционные демократы прежде всего стремились к разрешению социальных проблем в российской деревне, то для польских революционеров на первом месте стояла реализация национальных целей, а социальные проблемы отходили на второй план, их решение имело лишь вспомогательное значение. На пути русско-польского революционного союза стояло также расхождение во взглядах на будущую участь «забранных земель», то есть украинских, белорусских и литовских территорий, которые Польское демократическое общество, ссылаясь на историю, считало неотъемлемой частью Польши. Подолецкий в 1848 г. писал в газете «Dziennik Stanisławowski» о «единой нераздельной Литовско-Руско-Польской (то есть Литовско-Украинско-Польской. – С. Ф.) Речи Посполитой под общим названием Польша». Поскольку «Колокол» не признавал исторические права Польши на «забранные земли» безусловными, газета «Demokrata Polski» укоряла русских революционеров: «Неужели в царском государстве не осталось уже ни одного достойного наследника Пестеля, который бы, как он, признавал Польшу в тех размерах, какие она имела много веков назад?». Это указание на «многовековую» историю подразумевало восстановление Польши в границах шляхетской Речи Посполитой 1772 г., но, как оказывалось, могло означать претензии не только на «забранные земли». Я.Н. Яновский, в частности, в 1848 г. в письме редактору французской газеты «Le National» разъяснял, что исторические границы Польши времен Ягеллонов включали также Курляндию и Малороссию с Киевом. Правда, не все демократы ставили вопрос в такой плоскости: Я. Чиньский, например, вообще не акцентировал вопроса о будущих границах свободных народов России и Польши. Более того, ввиду назревавших в начале 1860-х годов повстанческих настроений он осуждал споры о границах как проявление «политической близорукости» и даже «слепоты». В целом, несмотря на все разногласия, польские демократы в эмиграции приходили к выводу о том, что «Польша может пойти своим путем, а Россия своим и развиваться рядом друг с другом, как подруги и сестры». Более того, они заявляли о готовности к революционному сотрудничеству с русскими: «Наследникам Пестеля, – утверждала газета «Demokrata Polski» 14 февраля 1859 г., – мы всегда готовы подать братскую руку и заключить с ними союз у алтаря общей свободы». Такая позиция находила поддержку у рядовых членов Польского демократического общества: в частности, в письмах Я. Н. Яновскому они выражали уверенность в победе революции в России и Польше и выступали за революционное сотрудничество двух народов¹⁸⁴.

Однако на «правом» фланге польской демократической эмиграции существовал несколько иной взгляд на польско-русский революционный союз, и его активно пропагандировал печатный орган Польского коло «Przegląd rzeczy polskich», завоевавший в эмиграции популярность и широко распространявшийся. Позиция «умеренной» демократии в этом вопросе также основывалась на ее взглядах относительно «забранных земель». Ее орган считал их единство с Польшей необходимым для существования независимого Польского государства, а отказ от них «самоубийством»; признание же польской молодежью в Киеве национальной самобытности украинцев и их права на самостоятельность называлось «государственной изменой». Ссылаясь на историю, «Przegląd rzeczy polskich» утверждал, что Украина ранее была «интегральной частью» Польши и, так же, как Польша и Белоруссия, не имеет с Россией ничего общего. 3. Милковский в ряде статей пытался доказать, что условия жизни украинцев в Королевстве Польском лучше, чем в малороссийских губерниях, так как в Королевстве их охраняет «более чистая традиция польских помещиков», и лишь единичные злоупотребления отдельных панов были причиной казацких выступлений в прошлом. Он видел польскую шляхту в качестве руководительницы «темного», «деморализованного», «лишенного гражданских добродетелей» «украинского люда», предостерегал его от «союза с Москвой» и от самостоятельных выступлений, грозящих «анархией». Постановка национального вопроса, таким образом, связывалась с вопросом социальным, с опасением перед революционной борьбой крестьян на Украине. Поэтому, помня о «галицийской резне», «Przegląd rzeczy polskich» осуждал также выступления безземельных в Познани, считая, что борьба за землю там шла в русле интересов прусского правительства. Что же касается оценки крестьянского движения на Украине в 1855 г., то хотя «правые» демократы и отмечали с удовлетворением тот факт, что крестьяне уже «не против польской шляхты», как это было прежде в восстаниях на Украине и в Галиции, тем не менее, они не забывали об опасности, грозящей «распадом польского общества на два враждебных лагеря» и «страшной местью» крестьян «за давнее угнетение». Однако это, по мнению органа Польского коло, не оправдывало обращения польских помещиков Украины к царю за защитой, тем более что журнал продолжал считать шляхту главным проводником своей политики, утверждая: «Демократия только в лице шляхты и через шляхту работала на пользу люда». Во избежание повторения галицийских событий Милковский звал украинское крестьянство к совместной борьбе за независимую Польшу, которая даст ему все блага. При этом имелось в виду «ополячивание» украинцев, что подтверждали следующие слова Милковского: «Польша, когда она была живой и сильной, абсорбировала народы […], объединялась с ними […] во имя братства и свободы». Подтверждением могла служить и постановка еврейского вопроса на страницах журнала. Не считая разницу вероисповеданий преградой «для равенства и гражданства» евреев в будущей свободной Польше, он выдвигал условием этого их «ополячивание», отказ от родного языка, от своей одежды, обычаев и т. п. По существу это было стремление к ассимиляции национальных меньшинств; «умеренные» демократы подчеркивали, что языковые и прочие различия «не создают различных народов», и потому не упоминали о гарантиях национальных прав