Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [119]
В 1862 г. осуществление такой программы казалось Мерославскому близким, как никогда. По его мнению, Европа была беременна революцией, а в самой Польше созрело правильное понимание вопроса об освобождении, закончился подготовительный, агитационный период и наступило время действовать. «Ныне, – писала «Baczność», – когда нация живет полной жизнью, когда она дает кровавые доказательства своей готовности к действию, можно было бы думать даже […], что ей уже не газет, а в них побуждений, советов, замечаний нужно, а пора дать оружие, организовать ее в повстанческие ряды и вести на врага». «Baczność» частично перепечатала «Повстанческую инструкцию» Мерославского, кроме того, большое количество экземпляров этой брошюры было послано в Польшу. Особое внимание в ней было уделено вопросу о правильном выборе момента восстания: он должен был характеризоваться наивысшим подъемом волны движения и наибольшим укреплением сил заговора, с одной стороны, а с другой, наисильнейшим кризисом и брожением внутри одной из трех угнетающих Польшу держав; при этом, по мысли Мерославского, толчком к восстанию могло стать любое значительное событие. Согласно «Инструкции», перед взрывом необходимо было провести разведку, разузнать все о противнике и его силах, разработать конкретный план восстания, дав задание каждому из подразделений заговора и обеспечив поддержку населения в городах и селах. Для отвлечения внимания противника предполагалось путем распространения листовок возбуждать ложные слухи, организовывать национальные и религиозные манифестации. Лишь приняв все эти меры, можно было давать сигнал к восстанию посредством набата или пожара либо непосредственно звать граждан к оружию. Изложенная в «Инструкции» тактика борьбы в городе повторяла уже известные ранее планы Мерославского, а при ее организации в деревне имелось в виду использование готовой системы тминного устройства. Таким образом, план «народного восстания» оказывался направленным на разрешение одного вопроса – каким образом использовать мощь и силу народных масс, чтобы добиться национального освобождения «без социальной революции, как бы реставрируя общество». Подчеркивалось, что принцип собственности останется священным и нерушимым>300.
Генерал видел себя единоличным руководителем будущего восстания, наделенным диктаторской властью, и требовал, чтобы право на диктатуру было заранее закреплено за ним тайной организацией в Польше. Одновременно он добивался признания себя единственным представителем и руководителем польской нации в целом и эмиграции в частности. Ведя переговоры с Бакуниным, Мерославский заявил, что революционная Россия может вступить в союз только с ним, так как вне его партии нет ничего серьезного ни в эмиграции, ни в самой Польше. Он требовал объединения вокруг себя всего революционного лагеря на основе изложенного им кредо – манифеста, а всякую оппозицию своим претензиям расценивал как предательство и контрреволюцию. «Baczność» клеймила «реакцию», стремящуюся парализовать патриотическую работу Мерославского, имея в виду выступления газеты Отеля Ламбер «Wiadomości Polskie» и печатных органов «белых» в Кракове и Познани, таких, как «Czas» и «Dziennik Poznański». Журнал осуждал также как непатриотические протесты консерваторов против террористических актов в Королевстве Польском. Но «реакцией» для Мерославского были не только консерваторы: он не мог простить своим бывшим союзникам – «умеренным» демократам истории с военной школой, и «Baczność» постоянно напоминала о том, как путем подлых интриг истинный герой Мерославский был вытеснен «каким то изможденным рыцарем» Высоцким. Журнал обвинял «Przegląd rzeczy polskich» в контрреволюции и миллинёрстве, в беспринципности, называл его «контрреволюционным революционером», разоблачать которого должен каждый честный революционер и патриот.
Мерославский и его сторонники старались помешать «умеренным» и в практической деятельности: они пытались перехватить коммуникации соперников, разрушить сеть их агентов и т. п. Характерным примером были отношения Мерославского с Милковским. Когда тот в 1859 г. действовал в Молдавии по заданию парижского Коло, генерал для подрыва его работы послал туда своих эмиссаров, а также развил агитацию на Украине, призывая противиться «самозваным махинациям» этого «шарлатана». Но в 1862 г. Милковский получил предложение вести на Украине работу от имени Мерославского, регулярно присылать ему отчеты и ждать сигнала к началу борьбы. Пытаясь переманить, таким образом, Милковского на свою сторону, генерал в то же время дал задание Пшевлоцкому установить за ним наблюдение, а в случае неповиновения власти «диктатора» подвергнуть его суду тайного трибунала, состоящего из верных Мерославскому лиц, и привести приговор в исполнение>301.
Интриги Мерославского не приносили ему особой пользы, они еще больше восстанавливали против него общественное мнение как в эмиграции, так и в самой Польше. В частности, сторонник генерала из Грубешова в Люблинской губернии в феврале 1862 г. писал ему о неприятном впечатлении от ссоры Мерославского с Высоцким, о слухах, которые приходится опровергать. Стремясь преодолеть эти настроения в польском обществе, Мерославский предпринял новые попытки по распространению в Польше своих портретов, речей и прочих агитационных материалов, одновременно стараясь укрепить прежние связи. Он пытался посылать агентов в Варшаву и Познань, а в мае 1862 г. сам собирался ехать в Пруссию, чтобы наладить контакт с бывшими участниками восстания 1848 г., и направил жителям Великой Польши воззвание с обещанием прислать оружие. Поскольку Маевский, поняв, что «нет необходимости больше поддерживать Мерославского», порвал с генералом, тот потерял налаженную связь с Королевством Польским. Это заставило Мерославского искать новые возможности, и он обратил внимание на созданный в Варшаве орган партии «красных» – Центральный Национальный комитет. О существовании его и о его программе генерал узнал в феврале 1862 г. от своего грубешовского корреспондента, а несколько позже ЦНК направил в Париж для переговоров с эмиграцией об объединении усилий Юзефа Нажимского, который был приверженцем Мерославского. В партии «красных» и в самом Центральном Национальном комитете были и другие патриоты, сохранившие симпатию к генералу, и потому вслед за Нажимским переговоры с Мерославским от имени ЦНК продолжил Юзеф Цверцякевич. Однако претензии генерала, требовавшего подчинения ему всей организации «красных», были неприемлемы для Центрального Национального комитета. Соглашение не состоялось, но Мерославский вновь послал в Варшаву своего агента, который, опять не договорившись с ЦНК, связался с Владиславом Косковским, стоявшим к Комитету в оппозиции. Косковский призвал на помощь Кужину, убедив его в существовании в Варшаве сильной партии, настроенной в пользу генерала, и тот приехал в Варшаву в начале 1862 г. Опираясь на поддержку ряда молодых членов «красной» организации и таких членов
