Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [105]

.

Лелея масштабные планы, генерал рассчитывал опереться на поддержку молодежи, и на первых порах ученики генуэзской школы относились к нему восторженно. Но очень скоро его авторитет пошатнулся, так как в школе и вокруг нее возникли конфликты. Мерославский видел в Комитете Оккипинти соперника, боролся с ним за денежные ресурсы; он захватил фонд парижского филиала Комитета, добившись его роспуска, а затем от польских дел был отстранен и сам Оккипинти. Генерал стал единственным обладателем денежного фонда школы, но его поведение шокировало итальянскую общественность. Неприятно поразило оно и учеников школы, столкнувшихся к тому же с авторитарным стилем руководства, когда генеральская «амбиция шла рядом с духом разлада». Мерославский требовал беспрекословного подчинения, пресекал все попытки самостоятельности молодежи. Когда часть учеников отказалась подписать полномочия, от имени Польши признававшие за генералом исключительное право представлять нацию и руководить ею, он стал их преследовать. Уже в конце октября 1861 г. Мерославский добился исключения 6 учеников (А. Кичиньского, Ф. Стоковского, Э. Велёпольского, А. Скульского, П. Душиньского, Я. Носалевича), обвинив их в покушении на него; для защиты от потенциальных убийц он просил у генуэзских властей разрешения на почетный эскорт. В результате действий Мерославского в школе создалась обстановка сплетен, споров, ссор и дуэлей. Он установил цензуру писем учеников, ввел систему политических дискуссий, чтобы выявить своих сторонников и противников, а для расправы с неугодными организовывал так называемые суды чести. Одно из решений подобного «суда», 29 октября 1861 г., о котором ученики школы информировали эмигрантскую и европейскую общественность, вызвало взрыв возмущения и отклики в прессе. Газета «Demokrata Polski», указывая на царящую в школе атмосферу, благоприятствующую склокам, осуждала «преследования и ненависть», a «Przegląd rzeczy polskich» обвинял Мерославского в нарушении демократических принципов и превращении школы в «школу личной доктрины». С протестом выступил и опекавший школу Комитет, а победа над ним генерала в результате судебного приговора усилила возмущение общественности, осудившей интриги Мерославского против Оккипинти²⁶².

Еще больше настроил общественность против Мерославского уход из школы в Генуе большой группы учеников (среди них были 3. Хмеленьский, Г. Реутт, 3. Минейко, Ф. Нарбут, И. Курневич, Ф. Штох, А. Крыловский, В. Стемпковский, Л. Новацкий, Ч. Шпырко-Харский, Т. Триплин, Ф. Лабудзиньский и другие), после чего в ней осталось 30 человек. Хотя Мерославский пытался сделать расставание «братским» и снабдил молодежь, отъезжавшую в Молдавию, рекомендательными письмами, сам факт ухода учеников был сильным ударом по его авторитету. «Голос из Польши» отозвался на него горькими словами по поводу молодежи, «исторгнутой из лона отчизны», «Dziennik Poznański» («Познанская ежедневная газета») заклеймил Мерославского и Кужину как «шарлатанов», а В. Дзвонковский, стоявший на позиции внутреннего христианского преображения, осуждал саму идею создания военных кадров восстания. Что же касается демократической эмиграции, она видела в затеях Мерославского пустую трату сил и средств народа, осуждала его «необузданную кичливость и легкомыслие» и сожалела об обманутой молодежи, столь необходимой на родине. Печатались листовки и брошюры, где генерала критиковали за выдвижение фантастических планов, за стремление всегда и всюду первенствовать, не считаясь ни с чьим мнением, отмечалась его неспособность к руководству²⁶³.

Особенно острым было открытое письмо генерала М. Рыбиньского, от имени Польши обратившегося к Гарибальди в октябре 1861 г. В нем утверждалось, что Мерославский не выражает мнения нации, не пользуется авторитетом ни в Польше, ни в эмиграции. Рыбиньский призывал Гарибальди отстранить генерала от руководства школой и порвать с ним. Хотя у Мерославского нашлись защитники, публично протестовавшие против письма Рыбиньского, но многие эмигранты поддержали последнего и также обратились с письмами к Гарибальди. К концу 1861 г. уже 400 человек подписали адрес, направленный против Мерославского. Его передали Гарибальди, который и сам, еще с момента конфликта генерала с Оккипинти, изменил мнение о Мерославском и поэтому сочувственно отнесся к обращениям его противников. Он обещал назначить директором школы того, кого выберут сами поляки, и одновременно указал на необходимость для польской эмиграции избрать вождя путем всеобщего голосования и «дать ему все полномочия». То же, подчеркивал Гарибальди, «должно относиться и к польской национальности, когда она явно или тайно сможет избрать человека, который поведет ее к эмансипации»²⁶⁴.

Мерославский пытался опровергнуть выдвинутые против него обвинения, направив письмо к Гарибальди, а также издав тиражом в 5 тыс. экземпляров брошюру, в которой, обрушиваясь на Рыбиньского и демократическую прессу, взывал к суду Польши. Его положение усугублялось обвинениями в растрате денег, предназначенных на нужды эмиграции и военной школы, и становилось «критическим», что признавал сам генерал: «Сидим на огромной горе пустоты», – писал он Кужине 14 декабря 1861 г. Разрыв с Гарибальди ударил по его планам польско-итало-венгерского выступления. Делая вид, что он «освободился от гарибальдийского ига», Мерославский теперь больше рассчитывал на союз с Венгрией. В основу новых планов лег проект восстания в Венгрии при участии Сербии, Черногории и Дунайских княжеств. Он предусматривал приглашение на венгерский престол французского или английского принца и, возможно, получил одобрение принца Наполеона, а также Г. Пальмерстона, с которым генерал вел переговоры в середине 1862 г. В начале же этого года прозвучал его призыв к дезертирству польских и венгерских эмигрантов из турецкой армии и вступлению их в польско-венгерский легион для участия в готовящемся венгерском восстании. Стараясь укрепить внешние связи, Мерославский стремился заполнить «пустоту», образовавшуюся вокруг него в польской эмиграции. Еще летом и осенью 1861 г. он сам отмежевался от бывших союзников по Польскому коло. Уже в октябре 1861 г. воззвание, обращенное к Польше, оказалось подписанным лишь одним Мерославским, тогда как два предыдущих имели также подпись Высоцкого. Мерославский не доверял ему и, уезжая в Италию, приставил Кужину следить в Париже за действиями Высоцкого, которого считал виновным в настраивании против него учеников школы и замешанным в скандал с Комитетом Оккипинти. Польское коло Мерославский обвинял в интригах и клевете против него, в попытках лишить его связи с Польшей. В начале 1862 г. Коло решило устранить генерала от распоряжения денежными фондами, в результате разгорелась борьба, прозвучали взаимные обвинения в растрате. Эта борьба была лишена принципиальных оснований, так как мерославщина и «умеренная» демократия имели общую шляхетскую базу. Однако Мерославский пытался объяснить свой разрыв с парижским Коло принципиальными мотивами, представить его как борьбу «революционной демократии» против «либерально-шляхетского демократизма». Он считал свое направление школой «распорядительного диктаториального демократизма», выражающего принципы Польского демократического общества и желающего объединения со шляхтой лишь на условиях принятия таких принципов; направление же парижских демократов из Польского коло являлось, по его мнению, либерально-шляхетским, так как они отказывались от всяких принципов во имя обеспечения поддержки со стороны других партий, в первую очередь, влиятельной и богатой партии «можновладцев»