Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима - [97]
Летом 1996 г. Гедройц писал на страницах «Культуры»: «В последнее время у нас очень напряженные отношения с Белоруссией, чье поглощение Россией представляет для нас величайшую опасность. К сожалению, дальше деклараций и конференций дело не идет… Польские книги и журналы там недоступны. Наша задача — это помощь в развитии национального самосознания белорусов и поддержка польского меньшинства»[656]. В конце того же года он заявлял: «Кризис, который ныне переживает Белоруссия, в высшей степени опасен как для Польши, так и для Европы… Мы должны сделать всё для сохранения в Белоруссии демократического и парламентского устройства. Тут главное — не пересолить. Слишком много нынче официальных выступлений, визитов в Минск и т. д. Следует ограничиться общественными акциями, обращениями к международным организациям и т. п., чтобы не создавалось впечатление, будто мы вмешиваемся во внутренние дела Белоруссии. Нужно помнить, что у наших восточных соседей всё время сохраняется боязнь польского империализма. А наши дипломатические посты часто занимают люди, мягко выражаясь, малокомпетентные»[657]. Во исполнение этого наказа в № 1–2 «Культуры» за 1998 г. появилась «Белорусская декларация свободы», подписанная несколькими представителями белорусской оппозиции (поэтами Р. Барадулиным и А. Антипенко, писателями В. Быковым и В. Орловым, кинорежиссером В. Дашуком, актером В. Шалкевичем, литературными критиками С. Дубавцом и В. Конаном, дирижером В. Матюховым и др.) и рядом польских деятелей науки и культуры (режиссером А. Вайдой, переводчиком Е. Помяновским, философом К. Помяном, поэтом Ч. Милошем, писателями О. Токарчук и Г. Герлингом-Грудзиньским, поэтессой В. Шимборской и др.). Авторы Декларации утверждали, что после двух столетий «колониального развития» Белоруссия утратила вкус свободы; авторы требовали «свободы творчества и мышления, интеллектуального и культурного нонконформизма, защиты основных ценностей европейской культуры и цивилизации»[658]. Следуя традиционной для парижского издания линии, данная инициатива избегала прямых политических лозунгов, делая упор на независимость искусства. Именно поэтому среди подписантов не оказалось ни одного общественного деятеля. Тем не менее политический посыл Декларации и ее в равной мере антилукашенковская и антироссийская («два столетия колониального развития») направленности были очевидны.
А в конце того же года по инициативе Гедройца и при финансовой поддержке Польского Института в Минске был издан совместный номер «Культуры» и белорусского оппозиционного ежеквартальника «Фрагменты».
Таким образом, парижская «Культура» оказалась одним из центров притяжения тех, кто рассматривал Белоруссию как самостоятельную величину, равноудаленную от Польши и России. В 2000 г., уже после смерти Гедройца, белорусский писатель Сократ Янович вспоминал о времени до 1989 г.: «„Культура“ Ежи Гедройца больше всего пронзила меня уважением к белорусской проблематике, которой в то время все пренебрегали. Если я иногда признаюсь, что созреванием своего национального сознания обязан полякам, то имею в виду круг читателей парижской „Культуры“, который по большому счет начал возникать передо мной уже на излете ПНР. Я охотно поддался уговорам, начав писать в подпольную польскую прессу. Завязывались новые контакты, постепенно я выходил из провинции в мир. Это было бы невозможным без уроков „Культуры“, которые переделывали мое сознание, взламывали односторонний взгляд на поляков как на клерикалов, не высовывающих носа из своего прихода, в пользу взгляда на них как на открытых людей, готовых к встрече со мной, белорусом, не таким, как они. Я сразу попал под влияние белорусской тематики и ее восприятия как необходимой вещи в разрешении польских вопросов. Это было невероятное открытие. Я не предполагал, что белорусская окраина огромного Советского Союза может оказаться настолько важной… И вдруг эта „Культура“ с текстами, из коих следовало, что мы совсем не такие добродушные парни с голодными подтеками на щеках и довольно-таки пустыми и грубыми черепами. Этот совершенно другой подход эмиграции контрастировал с разрешенной в ПНР национальной самодеятельностью, которая не выходила, да и не могла выйти, за пределы стишков, песенок, народных танцев и крестьянских съездов»[659].
Трудно переоценить заслуги Гедройца и Мерошевского в деле преодоления взаимных предубеждений поляков, украинцев, белорусов и литовцев. Именно они примирили польское общественное мнение с послевоенными реалиями и указали ориентиры внешней политики после распада советского блока. Благодаря им польская элита вместо культивирования памяти о прошлом (как это произошло после Первой мировой войны) занялась выстраиванием взаимоотношений с Белоруссией, Украиной и Литвой на новых основаниях, учитывавших не только польские интересы, но и интересы бывших советских республик. Украинский публицист «Культуры» Б. Осадчук не сильно преувеличил, когда писал уже после смерти Е. Гедройца, что без него «польско-украинская граница сегодня могла бы быть польско-украинским Косовым со взаимным истреблением. Мы же после длинной череды конфликтов и войн, коротких периодов дружбы, получили систему, опирающуюся на согласие и сотрудничество, даже дружбу, в общих чертах напоминающую воплощение планов и договоров Пилсудского с Семёном Петлюрой. Без Гедройца, его взглядов и практической деятельности, ничего бы этого не было»
