Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима - [95]

Из русских авторов в журнале публиковались Борис Пастернак, Андрей Сахаров, Александр Солженицын, Юлий Даниель. Редактор возникшего в 1974 г. журнала советской эмиграции «Континент» Владимир Максимов приезжал к Мэзон-Лафит, чтобы «поучиться, как делать журнал»[635]. В 1975 г. на страницах «Культуры» основатели «Континента» (в том числе И. Бродский, А. Синявский, В. Максимов, В. Некрасов) опубликовали свою декларацию «Мера ответственности». При этом Гедройц сторонился той части русской эмиграции, которая была связана с «белым» движением и нацистскими коллаборационистами, поскольку и те и другие выступали за «единую и неделимую Россию»[636].

Геройц и Мерошевский не ставили знака равенства между Россией и СССР, в отличие от значительной части польской эмиграции. В рамках своей концепции Мерошевский призывал «европеизировать» Россию, т. е. включить ее как активного партнера в систему европейских государств. Именно такое положение должно было, по мысли публициста, уберечь Польшу от опасности с Востока. Пока же существует «железный занавес», говорил Ю. Мерошевский, «не мы европеизируем Россию, а Россия тянет нас в Азию».

При этом учитывались политические резоны такого выбора. В разговорах сотрудников «Культуры» повсеместно было принято убеждение, что если поляки не призна́ют права украинцев на Львов, а литовцев — на Вильно, то эти народы заключат антипольский союз с Германией, которому Запад, во имя мира и демократии, не будет препятствовать[637]. Гедройц заявлял: поиск западной поддержки для польских территориальных претензий на Востоке абсурден. В такой ситуации поляки должны уяснить себе, что чем сильнее их позиции на востоке, тем больше будут с ними считаться на западе[638]. В стремлении убедить оппонентов он использовал даже и такой довод: «Ненависть к России [среди народов Восточной Европы] имеет стихийный характер, и в наших интересах использовать ее для налаживания польско-украинского и польско-белорусского сотрудничества». Твердо придерживаясь курса на это сотрудничество, Гедройц последовательно отказывался помещать на страницах журнала материалы, которые могли вызвать раздражение у литовцев, белорусов или украинцев[639]. Гедройц и Мерошевский отвергали также предложения договориться с СССР за счет указанных республик (на чем настаивали так называемые «ялтинцы», т. е. деятели крестьянской партии во главе со С. Миколайчиком и христианские демократы К. Попеля, пытавшиеся удержаться на польской политической сцене в послевоенный период[640]). Мерошевский в 1975 г. писал, что отношения с Украиной нельзя трактовать как средство давления на Россию, поскольку тогда получалось бы, что позиция Москвы имеет для Польши большее значение, чем позиция Киева. Между Польшей и Украиной, указывал Мерошевский, Россия всегда выберет Украину, независимо от того, будет ли Польша полностью суверенным государством или останется советским сателлитом. Поэтому нет смысла мечтать о пересмотре отношений с Россией за счет отказа от близости с Украиной[641]. В далекой перспективе Мерошевский и Гедройц предполагали создание федерации центрально- и восточно-европейских стран на равноправной основе с Польшей. Гедройц видел следующие преимущества такой федерации: 1) она станет фундаментом нового демократического устройства послевоенного мира и явится препятствием для национализма; 2) федерация будет обладать достаточными ресурсами для противодействия немецкой, советской или какой-либо иной экспансии; 3) федерация гарантирует общую безопасность в случае военного конфликта; 4) федерация позволит решить проблему нацменьшинств; 5) новая политическая реальность породит новые культурные импульсы. Однако идея федерации оказалась малопривлекательной как для огромной части польской эмиграции (поскольку не решала проблемы восточной границы), так и для украинской (чьи лидеры в большинстве своем вообще не хотели входить ни в какую федерацию с поляками). По сути дела, единственными сторонниками федерации с украинской стороны были председатель Украинской национальной рады Я. Стецко и постоянный автор «Культуры» Б. Осадчук[642]. В конце жизни и Мерошевский отказался от идеи федерации в пользу национальных государств[643].

С польской стороны традиционными федералистами являлись пилсудчики, но их концепции предполагали верховенство Польши, а с этим Гедройц согласиться не мог. Он писал в 1973 г.: «Для среднего украинца, литовца или чеха, не говоря уже о белорусе, слово федерация отождествляется с польским империализмом и полонизацией… Прежде всего, надо начать с основ, нормализовать отношения, пробудить у соседей доверие к нашим намерениям»[644]. Гедройц указывал, что в межвоенное двадцатилетие поляки находились во вражде со всеми соседями и нацменьшинствами, и говорил, что национальные предубеждения (например, тезис о более высокой польской культуре) надо всеми силами преодолевать[645].

Для основной массы польской политической эмиграции подобные воззрения были неприемлемы, так как означали предательство национальных интересов. Считалось, что Польша без кресов (т. е. без восточных земель) была обречена на подчинение России. По мнению несгибаемых эмигрантов, коммунистическое правление в Польше, а значит, и границы были явлением временным, зависящим от международной обстановки. Принятие же новых границ — это признание, пусть частичное, легитимности коммунистической власти. Ведущий публицист лондонских «Ведомостей» (главного органа британской Полонии) Прагер в 1960 г. охарактеризовал заявление Мерошевского о признании послевоенных восточных границ как «беспримерное проявление безответственности»