Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [77]
Такая политика «прямых обращений» прекратилась с назначением на пост виленского генерал-губернатора А. Л. Потапова, но были и другие, также весьма веские причины, тормозившие процесс «прямых обращений».
Отход от политики «прямых обращений»
Именно в 1860-х годах в соседнем Остзейском крае крестьяне, перешедшие в 1840-х годах в православие, начали возвращаться в лютеранство[841], на что обращал внимание и редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков, имея в виду Северо-Западный край и политику властей по отношению к белорусам-католикам[842]. И здесь началось обратное движение. Э. Т. Баранов не исключал, что оно «примет широкие размеры»[843]. Обратный переход из православия, как уже отмечалось, по российским законам, был запрещен. Поэтому значительное количество крестьян не ходило ни в церкви, ни в костелы (а это значит, например, что новорожденные оставались некрещеными и так далее). Такая ситуация в середине XIX века не могла считаться нормальной. Не случайно некоторые современники напрямую связывали активность властей в обращении крестьян в православие и возникновение «демагогических начал», «социальных учений» и «нигилизма»[844]. Бывшие католики подавали прошения, иногда даже оказывали активное сопротивление, когда власти закрывали костелы и часовни. Власти в таких случаях, как правило, искали «подстрекателей» и находили их (хотя иногда не предъявляли никаких доказательств). Часто обвиняли не только самих крестьян, но и ксендзов, женщин, костельных братчиков[845].
Можно предположить, что одним из самых успешных инструментов антиправительственной политики были слухи. По донесениям разных чиновников, распространялись слухи, что ни царь, ни виленский генерал-губернатор Э. Т. Баранов не желают, чтобы крестьяне переходили в православие, что «у нашего царя 77 вер», что не бывшим у исповеди и не причастившимся позволят вернуться в католичество и так далее[846].
Донесения местных чиновников позволяют говорить о том, что перешедшие в православие местные жители оказались в сложной ситуации. Враждебность со стороны католического населения иногда становилась причиной и тяжелого материального положения неофитов[847]. Так, по донесению виленского губернатора в Подберезской волости перешедшие в православие, не получив работы у католиков, должны были обратиться к евреям[848]. С учетом того, что среди местных чиновников было распространено представление о беспощадной эксплуатации крестьян евреями, такой поворот в жизни народа имел негативный оттенок. И в народном сознании работа у евреев воспринималась как унизительное занятие[849]. С подобными проблемами столкнулись и бывшие ксендзы: они ощущали враждебность со стороны католического населения, иногда, как сообщали местные чиновники, они испытывали и физическое насилие, их доходы сократились и так далее[850].
Перед местными властями встала новая задача – они должны были думать не об обращении новых жителей Северо-Западного края в православие, а о том, что делать с уже формально перешедшими, как удержать их в «царской вере». Виленский генерал-губернатор Э. Т. Баранов подготовил целую программу мероприятий, предусматривавшую удержание неофитов в православии. Самые большие надежды генерал-губернатор возлагал на активизацию деятельности православного духовенства[851]. Другой чиновник предлагал метод решения двух задач (поддержку уже обращенных и переход в православие все еще остававшихся в католицизме) – переселение жителей: «Поселить всех воссоединившихся к Православию вблизи церквей целыми деревнями, для чего уступить им участки, принадлежащие лицам католического, еврейского и других исповеданий, переселив последние на места первых». Тогда «православные избавятся от гнета и фанатического преследования католиков», а оставшиеся католики тоже присоединятся к православию, потому что не захотят оставить своих хозяйств[852]. При А. Л. Потапове было создано «Общество ревнителей Православия и благотворителей в Северо-Западном Крае», одной из целей которого было «оказывать пособия лицам, лишившимся по принятии православия поддержки своих обществ и семейств»[853].
Дальнейшему успешному распространению православия помешали и финансовые проблемы. Начиная с 1865 года правительство из сметы Министерства внутренних дел обязалось отпускать по 100 тысяч рублей ежегодно на постройку церквей в Виленской и Гродненской губерниях, но уже в 1866 году было отпущено только 76 тысяч рублей[854]. Сократились и местные средства, предназначенные для этих нужд. Недостаточной была и сумма (10 тысяч рублей), ежегодно выделяемая на перестройку костелов в православные церкви[855]. Так, по указанию К. П. Кауфмана Гродненский гимназический костел должен был стать православной церковью, но не удалось найти финансирования, и в 1872 году последовало указание здание бывшего костела разобрать, что и было исполнено в следующем году[856]. Такое замедление в переделке костелов в церкви, по утверждению самих местных чиновников, «вредно влияет на новообращенных»[857].
Еще один фактор, который тормозил массовое обращение в православие, был связан с (не)готовностью властей и русского общества принять «возвращение» бывших католиков. С крестьянским населением проблем практически не возникало. Но некоторые местные чиновники попытались привлекать к миссионерской деятельности и ксендзов, изъявивших желание перейти в православие. Некоторые факты показывают, что порог «отверженной ассимиляции» мог быть в этом случае довольно высок. Имеется несколько свидетельств об отношении виленских чиновников к перешедшему в православие бывшему ксендзу Игнатию Козловскому. Попечитель Виленского учебного округа И. П. Корнилов, по собственному утверждению, «изверился в поляках» и в каждом «подозревал шпионство, иезуитизм, заднюю мысль», но для Козловского делал исключение и доверял ему
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.