Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [59]

Нѣмцы занимали въ городѣ любыя квартиры, причемъ въ домѣ, гдѣ поселился нѣмецъ, мирные жители не имѣли права жить. Поэтому многія семьи въ городѣ очутились прямо на улицѣ. За занимаемыя квартиры нѣмцы ничего не платили, а за квартиры, снятыя мирными жителями, нѣмцы, въ случаѣ отсутствія домовладѣльца, взимали плату въ городскую кассу. Съ пустующихъ квартиръ вся мебель увозилась въ Германію. Это мнѣ разсказывали не только жители, но и сами нѣмецкіе солдаты, причемъ все это было такъ прекрасно организовано, что почти совсѣмъ лишено было характера грабежа. Всѣ металлическіе предметы, вся мѣдь — ручки у дверей, самовары и мѣдная домашняя посуда — все было реквизировано, оцѣнивали все на вѣсъ и платили гроши.

Подати были очень велики. Каждый мужчина старше 16 лѣтъ, долженъ былъ платить по 12 марокъ въ годъ; податныхъ статей была масса и я не помню ихъ всѣхъ. Какъ доказательство колоссальности налоговъ я могу привести слѣдующій примѣръ: въ Ковнѣ живетъ Венцкунасъ, каретный мастеръ и владѣлецъ двухъ домовъ. Когда пришли нѣмцы, они отобрали у него всѣ кареты и экипажи и выдали реквизиціонныя квитанціи, подлежащія уплатѣ послѣ войны, оба дома были заняты нѣмцами, которые ничего за это не платили, тѣмъ не менѣе сумма податей, возложенныхъ на Венцкунаса, равнялась 2200 маркамъ въ годъ. Съ русскими деньгами они поступили такъ: пока рубли были на рукахъ у населенія, былъ установленъ обязательный курсъ въ одну марку 60 пфениговъ за рубль. Когда въ народѣ накопилось достаточно марокъ, нѣмцы подняли курсъ рубля до 1 марки 99 пф., а затѣмъ довели эту расцѣнку даже до 2-хъ марокъ 40 пф., но платили они по такой высокой расцѣнкѣ не своими марками, а бонами, спеціально выпущенными при посредствѣ частныхъ банковъ и, конечно, не гарантированныхъ нѣмецкимъ правительствомъ. Такимъ образомъ они устроили притокъ русскихъ денегъ въ свои банки. Нѣмцы заставляли все, что только возможно, покупать въ Германіи. Такъ, напр., въ больницѣ, гдѣ я работалъ, не было лекарствъ, и нужно было спѣшно достать ихъ. Несмотря на то, что все можно было дешево и скоро выписать изъ Вильны, нѣмцы заставили выписать изъ Германіи, откуда заказъ приходилъ не раньше, какъ черезъ три мѣсяца. Мнѣ случайно попался въ руки приказъ главной квартиры, гдѣ ясно указывалось, что слѣдуетъ всѣми мѣрами способствовать притоку денегъ, въ Германію, а потому рекомендовалось заставлять жителей оккупированныхъ областей всѣ товары покупать изъ Германіи. Когда въ Вильнѣ не хватило въ кассѣ денегъ, то былъ объявленъ заемъ въ милліонъ марокъ для покрытія обязательствъ города къ Германіи. Былъ объявленъ срокъ добровольной подписки, и все, что оставалось неподписаннымъ послѣ этого срока, было распредѣлено въ видѣ единовременнаго принудительнаго налога среди мирныхъ жителей города, по усмотрѣнію нѣмцевъ. Конечно, только подписавшіеся добровольно получили бумаги займа, а остальнымъ ничего взамѣнъ не выдали.

Почти всѣ фабрики захвачены нѣмцами, и работаютъ на военныя цѣли подъ наблюденіемъ нѣмецкихъ военныхъ властей. Трудъ мастеровъ на этихъ фабрикахъ оплачивался нѣмцами удовлетворительно, но положеніе чернорабочихъ было очень тяжелое. Нѣмцы платили имъ гроши, и работа была принудительная. Такъ какъ рабочихъ рукъ не хватало, то нѣмцы устраивали облавы и забирали всѣхъ мужчинъ, независимо отъ ихъ соціальнаго и семейнаго положенія. Ихъ отправляли неизвѣстно куда, устраивая всегда такимъ образомъ, что захваченные въ одномъ городѣ усылались на работы въ другой. Изъ нихъ формировались особые батальоны, которые носили названіе гражданско-плѣнныхъ батальоновъ. Содержали ихъ въ отвратительнѣйшихъ условіяхъ, совершенно какъ, нашихъ плѣнныхъ солдатъ. Эскплоатація ихъ труда была доведена до крайнихъ предѣловъ, и изъ такихъ рабочихъ батальоновъ возвращались на родину или полные инвалиды, совершенно неспособные къ какой-нибудь дальнѣйшей работѣ, или люди умирающіе. Они гибли тамъ въ этихъ батальонахъ также какъ и наши плѣнные, — цѣлыми тысячами. Описывать условія ихъ жизни значило бы повторять описаніе ужасовъ жизни нашихъ военноплѣнныхъ, которые хорошо вамъ извѣстны. Взносъ въ 600 марокъ спасалъ этихъ людей отъ наборовъ въ рабочія команды, но только до слѣдующей облавы.

Еще хуже было положеніе женщинъ: нѣмцы арестовывали ихъ на улицахъ или въ воскресенье послѣ богослуженія. Они окружали костелъ и захватывали всѣхъ выходившихъ оттуда молодыхъ дѣвушекъ. Ихъ отправляли въ полицейскіе участки, а затѣмъ на работу, въ такія же условія, какъ и мужчинъ, но къ тому же почти всегда связанныхъ съ проституціей. Тамъ въ этихъ женскихъ рабочихъ батальонахъ страдали и подвергались насилію и простыя крестьянки, и гимназистки, и матери семействъ, и профессіональныя проститутки. Женщины употреблялись на работу какъ въ полѣ, такъ и на фабрикахъ. О какихъ-нибудь ограниченіяхъ продолжительности рабочаго дня или гигіеническо-санитарныхъ заботахъ не было и помина. Женщины заражались венерическими болѣзнями, умирали сотнями и сплошь и рядомъ лишали себя жизни.

Переѣздъ жителей по желѣзнымъ дорогамъ въ началѣ былъ совершенно запрещенъ, а затѣмъ разрѣшенъ, но опять-таки по спеціальному пропуску. Писать разрѣшалось только на открыткахъ, и только на нѣмецкомъ языкѣ, при чемъ всѣ письма обязательно проходили черезъ цензуру.