Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [58]

Такихъ бумагъ мнѣ приходилось читать цѣлыя десятки.

Нѣсколько иначе обстояло дѣло съ искалѣченными на казенныхъ работахъ и фабрикахъ. Въ то время, какъ искалѣченный на сельскихъ работахъ и превратившійся въ инвалида могъ разсчитывать попасть въ Россію, искалѣченныхъ на заводахъ и казенныхъ работахъ, особенно работавшихъ на оборону Германіи, ни въ коемъ случаѣ не отпускали на родину. Такъ, напр., былъ искалѣченъ уроженецъ Могилевской губ., мѣстечка Толочинъ, Бычковъ Мина. У него была раздроблена кисть и предплечье правой руки, и несмотря на то, что онъ почти не можетъ владѣть этой рукой и ни въ коемъ случаѣ не можетъ быть годенъ къ военной службѣ, онъ задерживается нѣмцами и не отправляется въ Россію. Далѣе Константинъ Озеровъ (г. Псковъ, За Великія ворота, Н. слобода, собствен. домъ Базунова, Николая Яковлевича — его дяди), работая на военной фабрикѣ Шихау въ Эльбингѣ, имѣлъ настолько плохую обувь, что накололъ себѣ ногу на валявшіяся кругомъ на полу желѣзныя опилки. У него получилась гангренозная флегмона, и какъ всегда, онъ былъ доставленъ очень поздно въ лазаретъ, когда флегмона занимала уже всю ногу, и Озеровъ былъ въ безсознательномъ состояніи. Я сдѣлалъ громадные разрѣзы и больной случайно выжилъ. Въ результатѣ вся нога покрыта рубцами, мускулатура въ значительной степени атрофирована, пострадала и подвижность ноги. Онъ тоже ни въ коемъ случаѣ не пригоденъ къ военной службѣ, но его не отпускаютъ. У Сливинскаго, Ивана Кацперовича (Варшавской губ., Ловицкаго уѣзда, вол. Бѣлявы, м. Соббота) была раздроблена лѣвая голень съ большимъ дефектомъ костей. Несмотря на всѣ принятыя мною мѣры, спасти ногу не удалось, и я ампутировалъ ему голень; его тоже не выпускали. Такихъ случаевъ я могъ бы привести десятки. Тогда я рѣшилъ сдѣлать подлогъ. Дѣло въ томъ, что шефомъ нашего лазарета былъ докторъ Резе, глубокій старикъ, къ тому же морфинистъ. Онъ часто забывалъ сказанное наканунѣ и потому я передѣлалъ всѣ исторіи болѣзней объ этихъ искалѣченныхъ, показавъ, что всѣ они пострадали на сельскихъ работахъ, а не на фабрикахъ и заводахъ, а больнымъ строго на строго приказалъ даже во снѣ не говорить о томъ, гдѣ были искалѣчены. И только благодаря этому, продержавъ довольно долго подъ разными предлогами больныхъ въ лазаретѣ и воспользовавшись забывчивостью доктора Резе, мнѣ удалось упомянутыхъ инвалидовъ отправить въ лагерь Альтдамъ, который являлся концентраціоннымъ пунктомъ для отправки инвалидовъ — нижнихъ чиновъ въ Россію.

Такъ жили и работали русскіе плѣнные въ различныхъ рабочихъ командахъ, и въ лагеряхъ самой Германіи.

Отношеніе нѣмцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы.

Докторъ Людвигъ Сигизмундовичъ Юстманъ (Петроградъ, Владимірскій пр., 10), работавшій съ сентября мѣсяца 1916 г. до конца 1916 г. въ занятыхъ нѣмцами областяхъ Царства Польскаго и Литвы, далъ мнѣ слѣдующія письменныя свѣдѣнія по этому вопросу:

«Я прибылъ въ Ковну 20–22 сентября 1915 г. и нѣмецкимъ гарнизоннымъ врачемъ былъ назначенъ на работу въ городскую больницу для мирнаго народонаселенія. Такимъ образомъ я постоянно сталкивался съ жителями какъ самаго города, такъ и сосѣднихъ деревень, которые привозили въ больницу своихъ больныхъ родственниковъ, и отъ нихъ я узнавалъ объ отношеніи нѣмцевъ къ населенію. Вотъ что разсказывали мнѣ жители:

«Съ самаго начала вступленія нѣмцевъ въ Польшу они занялись безпощадной реквизиціей какъ въ деревняхъ, такъ и въ городахъ. Реквизировались почти всѣ пищевые продукты. Жители, спасаясь отъ этихъ реквизицій, старались прятать все, что возможно. Крестьяне по ночамъ выносили въ поле тѣ или другіе продукты, закапывали ихъ въ землю, и чтобы нѣмцы не могли ихъ найти, вспахивали закопанное мѣсто. Нѣмцы прибѣгали не только къ насилію, но и ко всевозможнымъ хитростямъ. Такъ, напр., они объявляли какой-нибудь день базарнымъ и заявляли по деревнямъ, что въ этотъ день всѣмъ желающимъ разрѣшается привозить продукты для продажи въ городъ, и когда довѣрчивые крестьяне подъѣзжали къ городу, то ихъ останавливали нѣмецкія военныя команды и забирали съ возовъ все, что тамъ находилось. Съ іюля 1916 г. бургомистромъ Ковны были объявлены нормы на человѣка въ недѣлю: 1.400 граммъ муки, 800 гр. картофеля, 350 гр. крупы, 160 гр. мяса (600 гр. равняется приблизительно одному фунту). О жирѣ, яйцахъ и молокѣ не упоминалось. Въ то же время была объявлена продовольственная повинность. Каждый крестьянинъ съ одного двора долженъ былъ поставить въ недѣлю: 1 ф. масла, съ каждой курицы по одному яйцу, капуста же и фрукты почти полностью вывозились въ Германію. Рыбная ловля на Нѣманѣ была сдана въ аренду съ условіемъ, что ³/₄ улова будетъ сдаваться нѣмцамъ. За все это, правда, платилось, но по цѣнамъ ниже мирнаго времени. Кромѣ того очень рѣдко наличными деньгами, а въ большинствѣ случаевъ реквизиціонными, квитанціями, по которымъ нѣмцы обѣщали расплатиться послѣ войны. Чтобы лишить возможности крестьянъ сбывать свои продукты, они раздѣлили всю страну на маленькіе округа, перейти границы которыхъ нельзя было безъ особыхъ паспортовъ, выдаваемыхъ на переходъ только въ извѣстномъ направленіи и въ извѣстные округа. Въ развѣшенныхъ по деревнямъ объявленіяхъ было сказано, что нѣмцы вынуждены прибѣгнуть къ этой мѣрѣ исключительно изъ опасенія шпіонажа. Получить такіе пропуски на переходѣ изъ одного округа въ другой было очень трудно и требовало много времени. Нарушавшихъ же эти правила штрафовали отъ 26 до 100 марокъ, не уплатившихъ сажали въ тюрьмы или просто обвиняли въ шпіонажѣ. Результатомъ этого было то, что нѣмцы въ 5—10 верстахъ отъ Ковны покупали различные продукты, особенно фуражъ, за безцѣнокъ, въ то время, какъ въ Ковнѣ лошади и коровы дохли отъ голода. Если мужику удавалось преодолѣть всѣ препятствія и получить такъ называемую «маркткарту» — разрѣшеніе на провозъ на базаръ съѣстныхъ припасовъ, онъ, несмотря на это разрѣшеніе, рисковалъ, что при въѣздѣ въ городъ у него все таки эти продукты будутъ отобраны. Такъ, напр., на Рождество 1916 г. крестьяне привезли въ городъ много рыбы, но при въѣздѣ вся рыба была отобрана нѣмцами, причемъ имъ платили какіе-то гроши. Отобранную рыбу нѣмцы распродавали среди! населенія, города по 3 марки за фунтъ. Когда больницѣ понадобился картофель, я никакъ не могъ добиться разрѣшенія окрестнымъ крестьянамъ подвести его, такъ какъ въ городѣ купить было негдѣ. Въ городскихъ лавкахъ производились постоянные обыски, а потому продукты вздорожали чрезмѣрно и получить ихъ даже въ нормахъ, установленныхъ нѣмцами, было почти невозможно. Отъ этихъ постоянныхъ реквизицій сильно пострадало сельское хозяйство, главнымъ образомъ отъ лишенія возможности передвигаться и отъ громаднаго недостатка лошадей и скота, забранныхъ нѣмцами. Отъ крестьянина отбирали послѣднюю лошадь, а спустя нѣкоторое время ему объявляли, что если онъ своевременно не обработаетъ землю, его лишатъ права владѣнія. Крестьянинѣ, если могъ, доставалъ себѣ гдѣ нибудь опять лошаденку, которую нѣмцы опять забирали. Лошадей отбирали даже тогда, когда крестьяне, имѣя вышеупомянутый пропускъ, возили въ городъ продукты. Были случаи, что крестьяне, привезя въ больницу тяжело больныхъ своихъ родственниковъ, на обратномъ пути лишались лошади. Каждая десятина земли была обложена податью, зерномъ, картофелемъ ли фуражемъ.