Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [37]

Въ нашемъ лагерѣ (Пруссишъ-Голландъ) было, если не ошибаюсь, около 72 унтеръ-офицеровъ и фельдфебелей, они были заключены въ спеціальные бараки одного изъ блоковъ лагеря. Пища и безъ того скудная была почти на половину уменьшена, и ихъ заставляли маршировать не менѣе, какъ по 8-ми часовъ въ сутки. Причемъ каждый изъ проходившихъ нѣмецкихъ нижнихъ чиновъ считалъ своимъ долгомъ остановиться и поглумиться надъ марширующими. Блокомъ этимъ завѣдывалъ унтеръ-офицеръ, а построеніемъ и маршировкой командовалъ, одинъ изъ русскихъ старшихъ солдатъ. Если нѣмецкому унтеръ-офицеру казалось, что люди маршируютъ плохо или просто не имѣютъ достаточно веселый и бравый видъ, онъ заставлялъ ихъ стоять «смирно», зачастую повернувъ лицомъ противъ солнца. Я изложилъ все вышеописанное коменданту и сказалъ, что, ознакомившись съ приказомъ военнаго министерства, я ни въ коемъ случаѣ не могу согласиться, чтобы восьмичасовыя безпрерывныя маршировки и гимнастическіе упражненія могли служить кому-нибудь на пользу. Тогда комендантъ показалъ мнѣ спеціальный оттискъ какой-то нѣмецкой газеты, гдѣ говорилось, что кто-то, объѣзжая Англію, видѣлъ въ лагеряхъ нѣмецкихъ плѣнныхъ, которые удивительно стройно, точно на парадѣ въ Берлинѣ, продѣлывали всякіе кунштюки, и это приводило ого въ восторгъ. Комендантъ, указавъ мнѣ на эту статью, выражалъ свое удивленіе, почему русскіе такъ неохотно занимаются военной гимнастикой. Я сказалъ ему, что думаю, русское правительство будетъ очень признательно ему за то, что онъ въ долгіе годы войны сдѣлаетъ изъ русскихъ плѣнныхъ-прекрасныхъ гимнастовъ и отличныхъ строевыхъ солдатъ, но, къ сожалѣнію, всякая гимнастика требуетъ не уменьшенія, а увеличенія пищи, требуетъ не издѣвательства и насмѣшекъ, а очень внимательнаго къ себѣ отношенія и, продолжаясь безъ перерыва 8 часовъ, носитъ характеръ не гимнастики, а какого-то вынужденія у плѣнныхъ согласія идти на работы, что совершенно противорѣчитъ точному смыслу приказа военнаго министерства. Я долженъ оказать, что генералъ Рейнгардтъ представлялъ изъ себя исключительную рѣдкость среди всѣхъ комендантовъ лагерей плѣнныхъ. Онъ былъ — человѣкъ. Видя справедливость моихъ словъ, онъ перешелъ прямо въ разговоръ, высказывая мысль, что гораздо полезнѣе для самихъ плѣнныхъ не сидѣть въ запертомъ баракѣ, а идти на работы въ поле, и просилъ меня какимъ-либо способомъ повліять на плѣнныхъ согласиться на работы. Онъ не сказалъ мнѣ, но было ясно, что помимо этого офиціальнаго приказа, военнымъ министерствомъ былъ, очевидно, изданъ какой-то секретный приказъ такого свойства, что комендантъ предпочелъ лучше не говорить о немъ мнѣ. Это «ученіе» на вольномъ воздухѣ продолжалось еще нѣсколько дней, а затѣмъ постепенно какъ-то прекратилось, унтеръ-офицеры были предоставлены сами себѣ, но пища ихъ все время была гораздо хуже пищи остальныхъ плѣнныхъ, и часть изъ нихъ уѣхала на работы, но насколько мнѣ извѣстно, безъ всякихъ подписокъ. Въ другихъ же лагеряхъ система вынужденія этихъ подписокъ носила характеръ настоящихъ истязаній, о чемъ свидѣтельствуютъ разсказы, приведенные выше, и копія документа, переданная мнѣ однимъ поручикомъ. Этотъ документъ подписанъ былъ 60-ю фельдфебелями и подпрапорщиками, написанъ въ двухъ экземплярахъ, которые хранятся у двухъ офицеровъ, находящихся въ плѣну въ Германіи и послѣ войны эти документы будутъ привезены въ Россію.

Вотъ копія этого документа:

«Въ январѣ 1916 г. намъ, русскимъ плѣннымъ унтеръ-офицерамъ, объявлено какъ въ центральныхъ лагеряхъ, такъ и по работамъ, что согласно соглашенію всѣхъ воюющихъ державъ относительно русскихъ военноплѣнныхъ унтеръ-офицеровъ, фельдфебелей, подпрапорщиковъ и заурядъ-прапорщиковъ установлено, что могутъ лишь работать по своему желанію, а кто не желаетъ работать, тѣ будутъ отправлены въ особые лагеря. Мы, конечно, отказались. Въ унтеръ-офицерскомъ лагерѣ Алленъ-Фалькенбергъ-Мооръ подъ Эльбой мы были отправлены въ концѣ января. Въ лагерѣ встрѣтилъ насъ комендантъ, помощникъ коменданта, два сержанта и двѣ роты конвойныхъ солдатъ. Комендантъ заявилъ, что этотъ лагерь спеціально приготовленъ для унтеръ-офицеровъ, и будутъ производить занятія отъ утра до вечерней зари, а если не хотите — идите на работу. Мы, конечно, согласились на занятія, а не на работу. Выходили заниматься на болото, сплошь покрытое водою съ 7 час. утра и до вечера съ часовымъ перерывомъ на обѣдъ. Черезъ 2–3 дня собрали насъ 1.300 чел. подпрапорщиковъ, фельдфебелей. Режимъ нажали. Пищу ухудшили до безобразія, мы терпимъ, что будетъ дальше. Въ день, если попадетъ прикладами человѣкамъ ста, и человѣкъ 40 поставятъ «смирно» съ лицомъ къ дождю и снѣгу, то это все мы не ставили въ счетъ. Въ кантину (лагерная лавочка) не пускали. Прошло полтора мѣсяца, день сталъ длинѣе, мученія на болотѣ увеличились. Режимъ совсѣмъ невыносимъ, но пока терпѣли. Которымъ не въ силу, устаютъ, ихъ били прикладами, пока не упадутъ въ болото, а потомъ ставили «смирно» лицами къ вѣтру. Кругомъ грязь, тина. Черезъ нѣкоторое время утомленный, голодный и избитый человѣкъ падаетъ въ грязь. Бьютъ и послѣ цѣлаго ряда истязаній, когда несчастный лишается чувствъ, его кладутъ на вагонетку и отправляютъ въ лагерь. Когда очнется вмѣсто обѣда привязываютъ къ будкѣ или оградѣ за руки и ноги, такъ что человѣкъ, виситъ и такое наказаніе получали человѣкъ 20 въ день одновременно. Рѣдко когда вѣшали меньше двѣнадцати человѣкъ. Въ концѣ марта режимъ еще ухудшился, занятій въ сутки 10 часовъ, погода сырая. Пища уменьшилась. Избіенія ужасныя. Изъ Комитета что вышлютъ не выдаютъ. Рѣшили помереть. Объявили голодовку. Выбросили, кто имѣлъ сухари, вышли на маршировку. День провели голодный. На другой день 10 человѣкъ принесли въ баракъ, не въ силахъ были стоять. Утромъ кто не въ силахъ былъ стоять, тотъ лежалъ, погода — дождь и снѣгъ, на 3, 4, 5 и 6 день лежали въ баракахъ кто на полу, кто на парахъ. Пришли лейтенантъ, фельдфебель и конвой, стаскивали съ наръ, кого прямо бросали и на носилкахъ относили въ околодокъ. Тамъ примѣняли искусственное питаніе, но у нихъ что-то не вышло. Вольныхъ оказалось болѣе 480 человѣкъ. На 8-й день пріѣхалъ генералъ Павловскій, что завѣдуетъ плѣнными Ганноверской провинціи. Опросилъ насъ, что мы хотимъ. Хорошо говорилъ по русски. Мы заявили, чтобы не били и не привязывали на висѣлицу, а занятія будемъ исполнять. Онъ сказалъ: «Берите пищу — занятія не убавлю, но бить и привязывать на висѣлицу не станемъ. Маршировать будете шагомъ, но еще добавлю, что мой совѣтъ — это итти на работу». Но мы категорически отказались отъ работы. Пасха. На третій день подпрапорщиковъ и фельдфебелей отправили въ Краснобрюхъ, а 300 человѣкъ унтеръ-офицеровъ въ Ухто-Мооръ. Въ лагерѣ Алленъ-Фалькенбергъ-Мооръ на 4-ый день Пасхи произошло слѣдующее: вывели насъ на плацъ и начали гонять: «бѣгомъ», «ложись», «вставай» и проч., выводили небольшими партіями, чтобы удобнѣе было бить прикладами, а фельдфебелю и унтеръ-офицерамъ палками, что у насъ поворачиваютъ пятивершковыя бревна. Избитыхъ и лишившихся чувствъ — стаскивали на середину плаца. Здѣсь фельдшеръ выслушивалъ пульсъ и срѣзалъ мозоли, избитые во время бѣготни деревянными колодками. Пузыри срѣзаны, человѣкъ пришелъ въ себя и опять маршъ въ строй. Захотѣлъ оправиться — въ штаны, и такая гонка продолжалась 10 часовъ. Кто упалъ, того на середину плаца стоять «смирно». Шелохнулся — прикладомъ во всю силу. Если сопротивляется — на висѣлицу и виси до тѣхъ поръ … (мною потерянъ одинъ листочекъ моей шифрованной записи) … взять и рѣшили разбить по лагерямъ въ виду того, что существовала тайная организація а узнали черезъ евреевъ и Романа Божечко (24 Сиб. полка учитель г. Вильно). Всѣ эти пытки продолжались до конца мая. Дальше нѣмцы стали производить намъ мученія по свистку. На плацу поставили два пулемета, предупредили: одинъ свистокъ — бѣгомъ; 2 — ложись, 3 — вставай; 4 — шагомъ, но 4 — не слышно, все 3, 2, 1. Не вынесешь — бьютъ прикладами, а человѣкъ лишится чувствъ положатъ на вагонетку и отвезутъ въ околодокъ. А вечеромъ еще изобьютъ прикладами въ баракѣ. Наконецъ стали бить, хоть и исполняешь все. Бьютъ и приговариваютъ — что не будешь работать, доведутъ до того, что и въ Россіи работать не будешь. Терпѣть было уже невыносимо. Мы заявили: посылайте насъ на работу — мы пойдемъ. Но комендантъ отвѣтилъ: я не имѣю права васъ силой посылать. Вы должны сами согласиться и дать отъ себя роспись, что идете на работу по своему желанію, и заставилъ расписаться человѣкъ 600 на крестьянскія работы, на осушку болотъ, рыть окопы, на заводы, изготовлять военные припасы, съ оговоркой, что рыть окопы и работать на заводахъ хотя запрещено, но идетъ по своему желанію. Подписавшіеся сейчасъ же были отправлены въ особые рабочіе бараки. Черезъ мѣсяцъ прибыла новая партія изъ … (названіе лагеря въ моей записочкѣ затерлось) 1.100 человѣкъ. Съ ними поступили сразу еще строже. Черезъ 3 дня прибыла еще партія изъ Сольдау — заурядъ-прапорщиковъ, подпрапорщиковъ и фельдфебелей въ количествѣ 130 человѣкъ. По прибытіи тотчасъ на занятія. Прибывшіе изъ Сольдау — отдѣльно. На плацу то и дѣло слышалась команда «ложись», «вставай», «бѣги». Кто не успѣвалъ — то прикладомъ, крики, стоны на болотѣ. Возвращаясь съ этого ученія вели другъ друга подъ руки! Всѣ въ крови и въ грязи; у кого кровь течетъ изъ головы, у кого — съ лица. На другой день утромъ, когда баракъ былъ построенъ на ученіе, нѣмцы поступили такъ: отдѣлили заурядъ-прапорщиковъ и подпрапорщиковъ въ сторону для отправки въ Ухто-Мооръ, а фельдфебелей и унтеръ-офицеровъ хотѣли вести на болото, фельдфебель подалъ команду «направо», никто не повернулся. Команда была отдана 3 раза, но мы рѣшили не выходить на болото, все равно гдѣ быть избитыми. Тогда фельдфебель приказалъ караулу и конвою, предназначенному для сопровожденія заурядъ-прапорщиковъ и подпрапорщиковъ бить прикладами. Сбили всѣхъ съ ногъ. Лежащихъ били. Стоны, крики были ужасные. Черезъ нѣсколько минутъ бить перестали. Мы поднялись и ведя другъ друга подъ руки пошли на плацъ. Комендантъ съ полдороги вернулъ насъ. Въ 12 час, дня подпрапорщики, прапорщики и фельдфебеля уѣхали въ Ухто-Мооръ. Теперь, что произошло съ Минденскими унтеръ-офицерами, когда избивали у другого барака прибывшихъ изъ Сольдау. Этихъ также били, свалили также на землю въ кучу и били прикладами. Было сломано 5 винтовъ. Не въ силахъ были люди стоять и лежали на землѣ болѣе 3-хъ часовъ и сами нѣмцы вносили ихъ въ бараки. Обѣда зато не дали. Въ одинъ часъ 30 мин. приказали строиться. Изъ бараковъ выходили, ведя другъ друга подъ руки. Пошли на плацъ, были перебиты ноги. Пришли къ бараку самъ комендантъ, 2 помощника, 7 фельфебелей и болѣе 300 конвоя. Помощникъ коменданта скомандовалъ: «направо». Повернулись. «Шагомъ маршъ». Никто ни съ мѣста, ибо идти не могли съ перебитыми ногами. Многіе валились на землю. Комендантъ, его свита и конвои пьяные, комендантъ сказалъ: «бейте прикладами сильнѣе». Конвой, какъ звѣри набросились и началось великое избіеніе. Самъ комендантъ, помощники и фельдфебеля били шашками. Много солдатъ были поколоты. Всѣ были сметены въ кучу. Прикладами били съ плеча. Они то и дѣло ломались. Солдаты съ поломанными винтовками подходили къ коменданту. Тотъ улыбался говорилъ: «гутъ». Лилась ручьями кровь. Надъ проклятымъ Мооромъ цѣлый день раздавались крики и стоны. Наконецъ комендантъ приказалъ прекратить, но солдаты не унимались, такъ что фельдфебеля оттаскивали ихъ отъ живой кучи. Въ этотъ разъ сломали 19 прикладовъ. Но истязанія эти не кончились; комендантъ приказалъ привезти пожарную машину, рукавъ соединили съ водопроводомъ и нѣмцы по очереди стали качать. Рукавъ направляли въ упоръ, и вода заливала лица. Кто лежалъ внизъ лицомъ, того поворачивали. Вода текла по всѣмъ канавамъ и была окрашена кровью. На> конецъ комендантъ приказалъ прекратить заливать насъ водой, и лежавшихъ въ кучѣ стали растаскивать и класть по одному лицомъ кверху. Дальше стали осматривать. Ходилъ врачъ съ солдатами. Поднимутъ человѣка за голову и ноги на аршинъ и бросятъ объ землю, кто при этомъ не очнется, того на носилкахъ несли въ околотокъ, кто застонетъ — того въ баракъ. На нашихъ глазахъ было мертвыхъ 2 подпрапорщика, а сколько мертвыхъ въ околоткѣ — не знаю. Это безобразіе происходило 11 августа 1916 г. Въ лагерѣ Ухто-Мооръ происходило то же, но съ той разницей, что не поливали водой, а кололи мягкія части штыками и заставляли версты двѣ ползти въ околотокъ, подгоняя прикладами. Большую часть всѣхъ этихъ истязаній видѣлъ священникъ, принадлежавшій къ лагерю Гамелли».