Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [39]

Всѣ здоровые должны были ходить пить кофе, обѣдать и ужинать въ такъ называемую «столовую». Это былъ громадный сарай, въ которомъ помѣщались лошади и свиньи. Одно изъ отдѣленій сарая было освобождено отъ лошадей; тамъ былъ сдѣланъ деревянный полъ, поставлены столы и скамьи и офицеры должны были тамъ обѣдать. Весь воздухъ былъ пропитанъ запахомъ навоза; за стѣнами раздавалось дружное хрюканье свиней и топотъ лошадей. Я не засталъ уже этой картины, такъ какъ до моего пріѣзда офицеры потребовали отъ коменданта или устроить новую столовую или привести существующую въ болѣе или менѣе сносный видъ, и до исполненія ихъ требованія, насколько я знаю, объявили голодовку, чѣмъ заставили коменданта майора фонъ-Буссе, до невѣроятія грубаго и безсердечнаго человѣка, вывести изъ сарая свиней и лошадей и привести столовую въ болѣе благообразный видъ. Больные же офицеры или инвалиды, которымъ было трудно ходить, должны были явиться къ нѣмецкому врачу и послѣ освидѣтельствованія получали отъ него разрѣшеніе не выходить на повѣрки и получать пищу въ комнатахъ.

«Жизнь лагеря складывалась слѣдующимъ образомъ. Въ 10 час. утра всѣ офицеры, за исключеніемъ вышеупомянутыхъ и генераловъ, должны были выстраиваться на площадкахъ подлѣ своихъ бараковъ, и нѣмецкій фельдфебель производилъ повѣрку путемъ подсчета обитателей каждой комнаты. Здѣсь же на повѣркѣ раздавались письма, хлѣбныя карточки, принимались отъ насъ письма и сообщались различныя приказанія коменданта. Съ 10 час. утра, т. е. послѣ повѣрки, офицеры могли располагать своимъ временемъ, какъ они хотѣли, зимой до пяти часовъ, а лѣтомъ до десяти часовъ вечера. Въ это время, т. е. въ 6 час. зимой и въ 10 час. лѣтомъ, производилась вторая повѣрка. Опять мы должны были выстраиваться и опять фельдфебель считалъ насъ. Погода не принималась во вниманіе. Фельдфебель часто опаздывалъ на повѣрки, заставляя насъ по 10 и болѣе минутъ ждать себя и мы или мокли подъ дождемъ, или мерзли на вѣтрѣ и морозѣ. Послѣ 6 час. вечера зимой мы должны были заходить въ свои бараки и уже не имѣли права оттуда выходить. Помимо того караула, который былъ разставленъ за проволочнымъ. заборомъ, окружавшимъ весь лагерь, во время вечерней повѣрки вводились караулы внутрь лагеря, такъ что каждый баракъ былъ окруженъ добавочными караулами; они стояли всю ночь и снимались рано утромъ. Кромѣ этого, по ночамъ можно было всегда слышать лай собакъ, раздававшійся подлѣ нашихъ бараковъ. При каждомъ лагерѣ имѣлись спеціальныя собаки для розыска бѣглецовъ, на ночь эти собаки спускались съ цѣпей и бродили по лагерю. Зимой, въ 8 час. вечера, фельдфебель еще разъ обходилъ всѣ комнаты и провѣрялъ путемъ подсчета жильцовъ каждой комнаты. Двери бараковъ запирались и до 6 час. утра никто не смѣлъ выйти изъ помѣщенія. Въ 10 час. вечера тушилось электричество и было запрещено зажигать свѣтъ, хотя бы свѣчи и были куплены на ваши личныя средства. Надо добавить, что электричество, кромѣ того, что горѣло очень тускло, очень часто портилось, и бывало всегда въ мѣсяцъ не менѣе 5–6 дней, когда мы должны были сидѣть въ полныхъ потемкахъ. Электричество старались зажигать какъ можно позже, такъ что въ вечернія сумерки, которыя зимой тянулись приблизительно съ 4 и до 5–5 ¹/₂ час. пополудни, мы обыкновенно сидѣли почти въ полной темнотѣ, тѣмъ болѣе, что бараки, какъ я сказалъ, были очень низкіе и въ частности тотъ баракъ, въ которомъ я жилъ, былъ обращенъ окнами къ саду, въ которомъ были большія деревья.

«Выше я уже сказалъ, что при нѣкоторыхъ баракахъ были клозеты, напримѣръ, въ томъ, въ которомъ я жилъ. Устройство клозета было болѣе, чѣмъ примитивное. Тамъ былъ сдѣланъ деревянный желобъ съ узкой отводной трубой, которая постоянно засорялась и нерѣдко на полу образовывалось въ буквальномъ смыслѣ слова цѣлое озеро мочи, такъ какъ въ моемъ баракѣ жильцовъ было, если не ошибаюсь, 62 человѣка, не считая нѣмецкихъ караульныхъ. Тамъ же имѣлось два отдѣленія, гдѣ вмѣсто ямы, былъ сдѣланъ деревянный ящикъ, который очищался ручнымъ способомъ; вонь и грязь въ этихъ клозетахъ была неимовѣрная. Съ момента, когда утромъ отпирали баракъ, т. е. приблизительно съ 6–7 час. утра, клозеты при баракахъ запирались и начиналъ функціонировать клозетъ, стоявшій на дворѣ; онъ ничѣмъ не отличался отъ самыхъ примитивныхъ нашихъ русскихъ базарныхъ общественныхъ клозетовъ; разница была развѣ только та, что морозы и вѣтры въ Штральзундѣ были настолько сильны, что публика старалась по возможности пользоваться клозетомъ въ баракѣ, такъ какъ онъ былъ болѣе укрытъ отъ вѣтровъ и находился при отапливаемомъ помѣщеніи. Въ тѣхъ же баракахъ, гдѣ не имѣлось клозетовъ, напримѣръ, въ баракѣ № 7, на ночь выдавались урильники, которыми публика и пользовалась.

«Кромѣ указанныхъ бараковъ въ лагерѣ имѣлось еще три каменныхъ корпуса, гдѣ жили офицеры, упомянутый каменный сарай, превращенный въ столовую, надъ которой позже была устроена церковь въ чердачномъ его помѣщеніи, затѣмъ зданіе кухни, почта, постройки для нѣмецкой администраціи лагеря и баракъ, въ которомъ одна половина была отведена подъ ванныя, а въ другой тоже помѣщались офицеры. Въ упомянутыхъ каменныхъ трехъ-этажныхъ корпусахъ, кромѣ плѣнныхъ, помѣщались различныя нѣмецкія учрежденія: канцеляріи, лагерныя лавки, частныя квартиры, кое какія склады и т. д. Комнаты въ этихъ корпусахъ, гдѣ жили плѣнные, были значительно лучше комнатъ въ баракахъ, уже хотя бы потому, что тамъ было гораздо теплѣе, но зато скученность тамъ была еще бóльшая, чѣмъ въ баракахъ.