Половодье. Книга вторая - [50]
На мосту увидел Мефодьева. Перегнувшись через перила, Ефим нервно играл плеткой. Желтый, усталый. Под глазами синие круги. Наверное, совсем не спал.
— Комиссар? — грустно и задумчиво проговорил Мефодьев. — Нужно нам потолковать с глазу на глаз. Днем все на людях, некогда.
— Что ж, давай поговорим, — просто сказал Петруха, показав на мысок, где росла одинокая верба.
Пошли рядом. Мефодьев закурил и отбросил далеко пустую коробку от спичек. Он искал нужные слова. Не доходя до мыска, встал. Потоптался хмуро, приминая сочную траву.
— Ладно, поговорим тут. Это верно, Петр Анисимович, что с ярмаркой допустил я промашку. Мирону поверил, а он сволочью оказался. Семена тоже надо было изволтузить. Может, я сам бы его не пощадил за такие дела… И званьем главнокомандующего я не шибко дорожу. Могу простым бойцом пойти в окопы. Да ты же знаешь меня.
— Знаю. Только никак не пойму, к чему ты все говоришь.
— А к тому, что я всю жизнь свою передумал. Меня грамоте никто не учил, а ежели бы гимназию кончил, может, не в прапорщиках ходил, а повыше. Да я и не гнался за чином, — распалялся Мефодьев.
— Так.
— Да что — так? Спесь в нем одна, фасон.
— В ком же это? — участливо спросил Петруха, хотя прекрасно понимал, о ком идет речь.
— Да в Антипове. Я ж не маленький, смыслю, куда он метит!
— Ерунда.
— Что — ерунда? А зачем он про дивизию поминал? Мол, на фронте каким войском командовал!
— Ты же сам попросил его рассказать биографию. Он и рассказал.
Мефодьев, сверкнув глазами, с силой хлестанул плеткой по голенищу:
— Я так не могу. Возьму сотню ребят и поеду громить милицию по селам. Я всем докажу!..
— Остынь, Ефим, — Петруха дружески положил руку на его плечо. — С чего ты взял, что он метит в командующие?
Мефодьев испытующе взглянул на Петруху, тяжело выдохнул:
— Может, договорились? Вы ведь оба — большевики. Ну, и договаривайтесь, хрен с вами.
— Дурень ты, Ефим.
Мефодьев обиженно дернул губами и пошел к селу. Походка у него была твердая, решительная. И вместе с тем в ней чувствовалось что-то мальчишеское: подчеркнутая лихость, что ли.
В тот же день Петрухе удалось наедине поговорить с Ливкиным и Антиповым.
Терентий Иванович потел в своей комнатке, сочиняя воззвание к крестьянам восставших сел. От имени всей армии просил поддерживать сельские ревкомы и ожидать скорого прихода Красной Армии.
— Насчет ожидания вычеркни, — посоветовал Петруха. — Мужики поймут, что нужно сложить руки и ждать. А это не дело. Надо, чтоб помогали Красной Армии свалить Колчака, чтоб все шли к нам.
— Пожалуй, верно, — согласился Ливкин, принимаясь заново писать воззвание на лощеном листе конторской книги. — Где бы нам пишущую машинку достать. Во Вспольске была у меня, фирмы «Ремингтон», хорошая штука. А то ведь в каждое село нужно послать воззвание. Это значит переписать раз тридцать. Пальцы немеют.
Петруха пообещал найти машинку. По крайней мере, он будет иметь в виду.
— А сейчас отложи свою писанину и послушай.
Петруха передал Ливкину весь разговор с Мефодьевым. Терентий Иванович слушал внимательно, иногда с неодобрением покачивая головой. Опять у Мефодьева заскок, Ну и характерец!
— Я считаю, что Антипов — наш человек и он на месте, — сказал Ливкин. — А положение Мефодьева узаконим специальным постановлением штаба, которое сообщим армии и разошлем вместе с воззванием по селам.
Петруха хлопнул ладонями по ляжкам: молодец Терентий Иванович. Верно рассудил. Об этом же думал и Петруха. Но надо сделать так, чтобы Мефодьев не заподозрил штабистов в сговоре. Не то — опять вспыхнет.
…Антипова все еще мучила драка с Волошенко. Он стал замкнутым, говорил мало, и лишь тогда, когда его спрашивали. В голосе порой звучала строгая официальность, порой растерянность.
Петруха знал, как тяжело начальнику штаба. Пришел к Антипову не в штаб, а на квартиру — в небольшой черный от времени домишко на краю Сосновки.
Был жаркий полдень. Стояла невыносимая духота. Над степью собиралась гроза. Край неба уже клубился пепельными тучами, которые наплывали одна на другую.
Обливаясь потом, Петруха вошел в полутемные сенцы. Опахнуло дегтем и кислыми овчинами. Огляделся. Прямо перед ним на глиняном полу в одной исподней рубашке сидел Антипов. Он брился. На табуретке — прислоненный к бокалу осколок зеркальца.
— Красоту наводишь? — приветливо сказал Петруха. — Ну и печет! Рубаха — хоть выжимай.
Антипов отложил бритву, полотенцем стер со щеки мыло. Выжидательно уставился на Петруху.
— Брейся, Федор Иванович. Я попросту завернул к тебе, посмотреть, как живешь.
— Известно — холостяцкое житье, — сказал Антипов.
— Дети-то у тебя есть?
— Сынишка. Когда мы уходили сюда, больного его оставил, в большом жару. Не знаю, выздоровел ли, — вздохнул Антипов, намыливая щеки.
Они долго молчали. Петруха посапывал, слушая, как скрипит бритва. Он думал о заботе, которую носил в себе этот человек. Уехать за сотни верст от дома в такое время и никому не сказать о своей беде. Конечно, и Семен попался под горячую руку. Еще хорошо, что отделался синяками.
— Хозяева дома? — заговорил первым Петруха, кивнув на дверь.
— Нет, в пригоне кизяк делают.
Петруха присел на крыльцо, поближе к Антипову. Достал кисет и не спеша стал закручивать цигарку.
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
