Половодье. Книга вторая - [51]
— Мы с тобой, Федор Иванович, состоим в одной партии. И, как партийцы, будем говорить начистоту. Что ты думаешь о Мефодьеве?
— О Мефодьеве? — Антипов снова отложил бритву, поднял глаза. — Мне он нравится. Хороший командир, но для пользы дела его надо поправлять. Горяч, он может не думать о себе, а об армии обязан. И еще — ему нужен такой начальник штаба, которому бы он верил. Я на эту должность не гожусь.
— Ладно. Ты все сказал?
— Все.
— Не выйдет так, Федор Иванович. Ты останешься в своей должности, а на очередном заседании штаба предложишь утвердить Мефодьева главнокомандующим армией и рекомендовать ему сохранить себя для армии и революции. Так надо.
— Я понимаю, — кивнул головой Антипов. Я внесу такое предложение.
— А о здоровье твоего сына справимся. Будем надеяться, что он жив и здоров, — сказал Петруха, прощаясь.
Над потемневшим бором, над степью гулко перекатывался гром. Шумели, рассыпаясь по двору, крупные дождевые капли. Они падали на землю, как пули, поднимая фонтанчики пыли.
Захар Федосеевич теперь уже ниоткуда не ждал поддержки. В Галчихе, как и в Покровском, всеми делами правил ревком. Объездчиков, сказывают, перестреляли, а лавочник Поминов поджал хвост. Сам, поди, не знает, как спасти свое добро, не то, чтоб советовать другим. Однако Степану Перфильевичу пока что везло. Захара ограбили, обобрали всего до нитки, а у него, кроме винтовок, ничего не потрогали. Выходит, что лавочник оказался хитрее, смекалистее. Смуту пересидел в бору, а теперь с Гаврилой, словно дружки, раскланиваются.
Подумывал о побеге из села и Захар Федосеевич. Да ему бежать резона нет. При хозяине половину хозяйства забрали, а без него все заметут. Поминову хорошо: у него в лавке деньги да товар. Такое добро рассовать можно, попрятать. А ты попробуй, спрячь коней или мельницу.
Да и кого послали-то грабить? Ромку Завгороднего. К себе, небось, не привел Гаврилу, а тоже есть что взять в амбарах у Завгородних. На продажу хлеб обозами возят. Нет, ты ушел разбойничать в свою армию, так своим достатком и живи. На все твоя воля.
Проводив непрошеных гостей, Захар Федосеевич метался по двору. На крыльцо выскочила Дарья полюбопытствовать, зачем приходили Роман и Гаврила. В ответ мельник погрозил ей кулаком и зло выругался. Не лезь, дура-баба, куда не просят.
С веселым удивлением глядя на хозяина, Демка дернул плечами:
— Они, дядя, еще придут. Коней у тебя много!
Мельник схватил вилы и бросился на него. Демка сообразил, что надо бежать. Уже на заборе он высунул язык и мешком свалился в огород.
Захар Федосеевич с силой откинул вилы. Они звонко ударились о колесо ходка. Ушел в пригон. Он долго не выходил оттуда. Демка решил, что хозяин удавился, и, подкравшись к пригону, заглянул в щель. Захар Федосеевич, задрав кривые ноги, сидел в яслях и беззвучно плакал.
Назавтра чуть свет заявился племянник Ванька. Пришел в промасленной одежке, недовольный. Повесил на гвоздь помятый картуз и — к столу.
— Пои чаем, дядька!
Захар Федосеевич косолапо выкатился из горницы и уперся пристальным взглядом в племянника. Что-то, мол, не признаю. Вроде, как племяш, да тот поучтивее.
— Пои чаем да собирайся на мельницу. Будем пускать ее.
— Как пускать, иродово семя? Да пошто ты мне приказываешь? Али не ты у меня работаешь, а я у тебя?
— Ревкомом к тебе послан, дядька, и ты не шеперься. Не то отберут мельницу.
— А я скорей ноги протяну, чем отдам.
— Это твоя забота. Не хочешь выполнять Гаврилиного приказа, так и скажи, — равнодушно проговорил Ванька.
Он взял со стола мягкую душистую булку и разломил ее на колене.
— Из ревкома уже послали по дворам загадывать, чтоб везли хлеб молоть. Некогда мне рассусоливать, — Ванька сунул краюху за пазуху.
— Да ты постой! Постой! — засуетился Захар. — Мы ишо подумаем, как быть. А окромя тебя, никого не послали?
— Не знаю.
— Чего стоишь, Дарья! Угощай племяша! — крикнул мельник на жену, и снова к Ваньке: — Мы им такой гарнец покажем! Энто славно, что тебя прислали. Славно.
Дарья поставила перед Ванькой большую глиняную чашку тертой редьки и кринку топленого, с румяной пенкой, молока. Ванька проворно работал ложкой, покрякивая и причмокивая. Видно, оголодал. Дома-то и квас не всегда водится. Он попросил добавки.
Захар Федосеевич выпил стакан холодного молока без хлеба, перекрестился и вышел из-за стола. Его пожухлое, иссеченное морщинами лицо было мрачным, потухшие глаза слезились. Когда дядя искал ключи от мельницы, разбрасывая тряпье клешнями рук, он напомнил Ваньке паука, запутавшегося в своей же сети.
— Пошли, дядя, — позвал племянник, утираясь ладонью.
На площади их догнал Никита Бондарь. На скрипучей телеге он вез целую гору мешков с зерном. Кони вытягивались, загребая копытами песок. Никита снял картуз и, тяжело отдуваясь, раскланялся.
— И времена ж пошли нонче, — сказал он, промокая рукавом рубахи потный лоб. — Раньше в очередях стояли на мельнице, а теперь уговаривают молоть хлебушко.
— Армию кормить надо, крестьянскую, — сказал Ванька.
— Лодырей, — сердито уточнил мельник. — Им бы сеять да жать пшеничку, а они всё в войну забавляются, мало ишо шомполов схватили. Тебе ить тоже перепало, Никита, а за что? По недоразумению, я так понимаю. Пороть-то совсем других надо было. Других.
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.