Половодье. Книга вторая - [39]

Владимиру было очень приятно услышать похвалу от боевого офицера-анненковца. Дивизию Анненкова высоко ценили в штабе Матковского, как наиболее стойкую в борьбе с большевиками. Ее ставили выше действовавших на фронте офицерских полков, а также Ижевской и Воткинской дивизий.

— По данным, которыми располагает мой отдел, в Покровском нет милиции, — с некоторой торжественностью говорил ротмистр, листая объемистую папку. — Это усложняет вашу задачу. Да, подпоручик Поминов, ставлю вас в известность, что вы не служите больше в штабе генерала Матковского. Вы откомандированы в распоряжение контрразведки. Возникла такая необходимость. Помните, что так приказал его превосходительство адмирал Колчак. Операция, которую вы будете выполнять вместе с поручиком Мансуровым под общим руководством поручика Лентовского, имеет целью полный разгром мятежных сил и умиротворение тыла. Вы хорошо знаете людей в Покровском, знаете те места. Это очень важно для нашего успеха.

При этих словах Владимир встал, но ротмистр властно махнул рукой:

— Сидите. Я скажу, чтобы к вашему отъезду заготовили пакет для Лентовского. Выезжайте завтра с эшелоном чехов, к шесть вечера. Я выдам вам пропуска на проезд в этом эшелоне. Денежное и вещевое довольствие подпоручик Поминов получает в дивизии Анненкова.

Провожая офицеров до дверей кабинета, ротмистр еще посмеялся над испанским конкурсом и посоветовал:

— Сходите в «Аквариум». Там сегодня тоже конкурс, на красивые женские ножки. Я бы с удовольствием составил вам компанию, но чрезвычайно занят.

Слушая Шарунова, Владимир мысленно увидел холодное, надменное лицо Гришиной-Алмазовой, ее большие голубые глаза. И ему сделалось грустно.

Мансуров пригласил подпоручика прогуляться к Иртышу. Владимир согласился, но купаться не стал. Заложив руки в карманы, он ходил по берегу, наблюдая за тем, как легко и быстро плавал Мансуров. А в голове вертелось: прощай, Омск, хорошо что хоть не на фронт отправляют…

Когда они вошли в сад «Аквариум», здесь играл оркестр. На аллеях, поднимая пыль, толпилось много молодежи, больше военные. Но раковина эстрады еще пустовала. Возле нее гоготала и потирала руки кучка иностранцев, которые были охочи до таких зрелищ.

— Рано, — определил Мансуров. — Кажется, тут есть что выпить.

Они прошли в буфет. У столиков тоже было людно. Пришлось ждать. Наконец, дородный официант принес им бутылку коньяку и по бутерброду. У Мансурова дрожали руки, когда он разливал вино по рюмкам.

— Давно не пил ничего похожего, — признался поручик. — У нас больше самогон, живем в дыре.

— Мы завтра прихватим коньяку на дорогу. У меня есть деньги, — пообещал Владимир.

Офицеры распили еще бутылку и покинули буфет навеселе. К этому времени конкурс начался. Смуглая большеглазая девица лет двадцати-двадцати двух кокетливо подняла на эстраде подол короткого синего платья, чтобы зрители — главные судьи конкурса — увидели ее ляжки. Сад ревел от восторга. Слышались громкие замечания знатоков. Ноги девицы определенно нравились публике, которая разглядывала их пристально, похотливо.

— Это не по мне, — коротко заключил Мансуров. — Мне бы что-нибудь посущественней. У тебя нет знакомых девочек?

— Найдем!

— Ты мне нравишься, подпоручик. Не станем же терять дорогих минут.

Они долго шли по вечернему городу, который грохотал экипажами, стучал подковами о мостовые, лился толпами прохожих по Атамановской. Затем покружили у конного базара и попали на тихую Лагерную улицу.

— Здесь, — показал Владимир на небольшой домик с мезонином.

Сквозь закрытые ставни просачивался слабый свет. Кто-то внутри как бы нехотя играл на гитаре. Решительно шагнув к окну, Владимир постучался.

— Кто там? — гитара смолкла.

— Открой, Дуся!

— Я не Дуся. Она в деревню уехала, — ответил тот же хриплый женский голос.

— Хватит тебе. Это я, Володя!

Снова заиграла гитара. Владимир постучал еще раздраженнее и настойчивее:

— Откройте.

Тогда в сенях хлопнула дверь и на дворе прогремел густой бас:

— Отчаливай! Не видишь разве, что твоя Дуся занята. За всю ночь оплочено! Иди к Гурьихе, напротив живет.

Искать Гурьиху не пришлось. Ее девочки поджидали гостей у ворот и слышали весь разговор. Они стайкой бросились к офицерам, повесились на них и, наигранно хохоча, повели в дом.

Мансуров и Владимир возвращались в гостиницу «Россия» на рассвете. Утро дышало холодом. На улицах все так же суетились крысы. Владимир глядел на них и брезгливо морщился. Заметив это, Мансуров сказал:

— А мне нравятся крысы. Они очищают землю от трупов, они обгладывают расстрелянных большевиков. Мы тоже крысы в некотором роде: освобождаем Россию от большевистского духа.

22

Станция Омск по захламленности не уступала городу. Наоборот, здесь было еще больше грязи. Бесконечные вереницы вагонов служили людям жильем. В вагонах вместе с семьями военных и штатских чиновников в невообразимой тесноте находились козы, куры. Коридоры между поставленными на прикол составами были залиты помоями. Сквозняки носили тяжелые запахи скотских и человеческих испражнений.

Только три пути могли принимать поезда. На одном из них стоял длинный эшелон чехословаков. Они спешили во Владивосток, где погрузятся на пароходы и уплывут в свою Чехию.