Полное собрание стихотворений - [7]

Уйдете в странный мир, чьи яркие врата

Вам были уж давно необъяснимо зримы,

Где светлых ангелов откроются уста

Для поцелуя тем, кто не были любимы.

37

Пусть мечтал я проститься с тобой

В желтой рамке осеннего сада; -

Мы простились в гостиной, зимой;

И я понял, вернувшись домой,

Что не надо молиться, - не надо!..

Пусть я думал, что фразы разлук

С бесконечною мукой дружны; -

Мы расстались так просто, мой друг!..

И я понял с улыбкою вдруг,

Что не нужно бояться, - не нужно...

Пусть я думал, что долгую грусть

Моя жажда забыть успокоит; -

Но я помню еще наизусть

Этот сон... И я понял, - и пусть! -

Что не стоит бороться, - не стоит!..

38. Последняя ночь Пьеро

Я медленно вошел в непроходимый лес,

Я путь обратный свой отметил ярким мелом,

Но, раньше чем найти волшебный мир чудес,

Вернулся в прежний сад и умираю в белом.

Зачем? Мне кажется, что я б еще сумел

И ярко проклинать, и горячо молиться;

А в час, когда порыв еще и юн и смел,

Так чудно хорошо, так нужно заблудиться!

И вот уже мне жаль, что я не обречен

Найти немой дворец, таинственно желанный,

Где спит красавица, чей одинокий сон

Навеки разбудить и радостно и странно.

И вот уже мне жаль, что синий мотылек

Меня не проводил до сказочного клада,

Что навсегда теперь остался мне далек

Дворец из леденца и плиток шоколада;

Что с Красной Шапочкой, которой я не знал,

Я старой бабушке не относил обеда,

Над волком не шутил и ночью не слыхал,

Как точатся ножи в избушке Людоеда!

39. Поэма о шести утятах заглохшего пруда

Рассказанная Арлекином, живущим в старой усадьбе вместе с Коломбиной и фокс-терьером

(Отрывок из «Свадебного путешествия Арлекина и Коломбины в далекие русские страны»)

У нас - полдюжины утят,

Которые все вместе весят

Не более, чем женский взгляд

Иль чем листок вот этих песен.

Одеты в желто-белый пух,

С чернильной кляксой вместо взгляда,

Они с рассвета ловят мух

В пруде покинутого сада.

Их жизнь безумно хороша:

Нырять! Дышать теплом и светом!

Но правда - в каждом тельце этом

Есть грусть и, кажется, душа?

Я, Коломбина и собака -

Мы знаем каждого из них:

Вот этот, жалкий, странно тих,

А тот - драчун и забияка.

Тот - болен (нервы... диабет…);

Он вечно платит дань страданьям

И удлиняет свой обед,

Лечась усиленным питаньем.

Хромая, он для ловли мух

По сонной влаге дали водной

Присноровил большой лопух

Для роли яхты быстроходной.

Пусть корма полон сад и двор: -

Моряк в душе, он ищет все же

Того, что на морской простор

Немного, может быть, похоже.

Больной, далекий от всего,

Он так необъяснимо жалок!

И Коломбина для него

Кладет в лопух букет фиалок.

Особняком среди других,

Четвертый с пятым вечно вместе,

И отношения у них

Почти как жениха к невесте.

Но, позабыв о всем другом,

Для дополнения картины,

Я расскажу вам о шестом,

Влюбленном в ножку Коломбины.

Философ с желтым хохолком,

Балетоман с душой поэта, -

Он мало думает о том,

Как непослушна ножка эта!

Он так наивен, он влюблен

Так просто, так безумно мило,

Что даже не мечтает он,

Чтоб и она его любила!

Он целый день у милых ног

Проводит, робкий и неловкий,

И трет о шелковый чулок

Свою мохнатую головку.

Грустя, он сторожит чулки,

Когда хозяйка ищет броду,

И кляксой, полною тоски,

Глядит в мелькающую воду.

Он утром пьет cafe-au-lait

В большой кровати, вместе с нами,

Он ночью спит в ее туфле

И душится ее духами.

И Коломбина так горда:

Она теперь почти что Леда!

Ведь сердцу женскому всегда

Приятна лишняя победа!

И только где-то под столом

Наш белый фокс ворчит сердито,

И грусть собачья о былом

В глазах полузакрытых скрыта.

Утенок! Милый! Ты украл

От нас немного Коломбины,

Но я... простил, а фокс не знал,

Что быть ревнивым нет причины!

Прелестный маленький царек,

Coty коварным опьяненный,

С душой таинственно-влюбленной

В гарем, чей евнух башмачок!..

Твои глаза любить сумели,

И я завидую тебе,

Твоей безоблачной судьбе,

Наивной, как тона пастели...

О, быть любимым, - только так...

Немного... - но безумно нежно!

Как ты, не знать, что каждый шаг

Ведет к тому, что неизбежно!

Не говорить красивых фраз,

Забыть, что существуют глазки, -

Чтоб мир кончался и для нас

Гораздо ближе... - до подвязки!

Переводы

40. Из Роберта Стивенсона. Songs of travel. XXII

Я вверх и вниз ходил на жизненном пути;

Я отдал дань всему: сомнению и вере.

Я обо всем мечтал, всему сказал прости.

– Я жил, и я любил, и я захлопнул двери...

41-42. Из А. де Ренье из книги «Le miroir des heures»

1

Какой романский принц иль сумрачный прелат,

Наскучив сплетнями двора или конклава,

Вокруг дворцов своих громады величавой

Искусною рукой раскинул этот сад?

О чем мечтал он здесь сто лет тому назад?

О призраке любви, о блеске прежней славы?

Воспоминаньями борьбы или забавы

Туманился порой его потухший взгляд?

Кто знает? Но в тени покинутого сада,

В аллеях, где царит безмолвье и прохлада,

Осталась чья-то грусть и чей-то вздох немой.

И летним вечером так нежно и печально

Сливаются в аккорд мелодии одной

Фонтанов тихий плеск и листьев шелест дальний.

2

Сегодня ветер с моря; он порой,

Как торопящийся прохожий, вас толкает.

Лагуна мечется и в берег ударяет

Тяжелой, темною и гневною волной.

На узкой площади и звон, и свист, и вой;

Пустой сарай к дворцу пугливо припадает;

Борей рассерженный сегодня сна не знает

И в море паруса склоняет пред собой.