Полное собрание стихотворений - [3]

Шрифт
Интервал

В деревне, в комнате с распахнутым окном
Жить одному! Мечтать! Не думать ни о ком!
Почти что никогда не оставаться дома!
Забыть, что где-то есть далекий силуэт,
Чью тень мои глаза любили и искали;
Влюбиться в шепот вод и в ширь лазурной дали,
На почту не ходить и не читать газет.
От ласковой зари до яркого заката
Бродить в густой тени покинутых садов
И с грустью понимать, что слишком мало слов,
Чтоб объяснить все то, чем сердце так богато.
А тихим вечером, когда на глади вод
Огней береговых играют отраженья, -
На пристань уходить, чтоб видеть на мгновенье
С другого берега зашедший пароход.
На низкой палубе, где образы неясны,
Где лампы тусклые дают неяркий свет,
Найти какой-нибудь случайный силуэт
И полюбить его бесцельно и напрасно.
По узким улицам уйти к себе, домой,
С душою радостной и грустною улыбкой,
И у чужих ворот, в тени оливы гибкой,
Заслушаться до слез какой-нибудь плохой,
Какой-нибудь плохой, ненужной, старой скрипкой...

13. Венеция

Простора шумного сверкающей пьяцетты
Милее улиц мне забытых тишина.
В них столько прелести! - и вновь покорена
Их лаской тихою печаль души поэта.
Их тень зовет меня, и в мягком полусвете
По плитам скошенным и узким ступеням
Иду, иду вперед, куда? - не знаю сам,
И радость тихая звучит в моем ответе.
Вот улица одна окончилась. Подъем
На стройный мост. Минутный свет кругом;
Внизу - зеленых вод канала плеск печальный.
Один... И в тишине так ласково звенит
И этот плеск о дремлющий гранит,
И монотонный крик гребцов гондолы дальней.

14. Davos, Arosa, Leysin...

Л. А. З.


Я знаю девушек: одни они живут
В бесцветных комнатах швейцарских санаторий.
Они недавно лишь приехали и вскоре
Уйдут, как те ушли, что жили прежде тут.
Скажите это им, - они вас не поймут.
Доверье детское в их обреченном взоре.
Они повторят вам в прощальном разговоре,
Что вас они к себе, - ну, скажем, в Лондон, - ждут.
Обед их в шесть часов. Они ложатся рано.
Цветные томики французского романа
Сиделка отберет и спрячет под замок.
Досадно и смешно. Бранятся, хмурят брови, -
И пробуют заснуть, прижав к губам платок,
В котором иногда бывают пятна крови.

15

Profils perdus

Paul Bourget

В Ментоне, Ко, Флоренции, Довиле
Или в Mont d'Or?
В Палас-отель, в отель Регина или
В отель Виндзор?
В трамвае, парке, hall'е иль гостиных,
И сколько раз,
В былые дни моих поездок длинных
Встречал я вас?
Вы были всюду та же и не та же,
И я не знал,
Знаком ли я был с вами или даже
Вас не видал.
Вы были то блондинкой, то брюнеткой,
И я привык
Слыхать под вашей спущенной вуалеткой
Чужой язык.
Порою вы печальной мне казались,
Зато потом
Вы так безумно весело смеялись
Над пустяком.
И мне печаль иль радость вашей речи
Была мила...
То кружева ласкали ваши плечи,
То шеншила...
Вы каждый раз других духов любили
Цветную пыль:
Вы l'Origan в два дня переменили
На Roses de Nil.
Лишь иногда, в обмане неизбежном
Банальных фраз,
Обманы слов, бесцельных и небрежных,
Сближали нас.
Зато порой, не обменявшись взглядом,
Мы по часам
В ином кафе сидели с вами рядом
По вечерам...
Всегда в плену моей мечты неясной,
В семнадцать лет
Я полюбил надолго и напрасно
Ваш силуэт.
Как много вам элегий и печали
Я подарил!
О, если б вы хотя немного знали,
Как я любил!
Но грусть моя вас каждый раз теряла
То там, то тут... -
Ведь нас судьба всегда соединяла
На пять минут!
Но я привык к печали безотчетной
Подобных встреч,
И я сумел ваш образ мимолетный
В груди сберечь...
В какой стране, в каком отеле шумном,
В который раз,
Влюбленный в вас бесцельно и безумно
Я встречу вас?
В cafe Regence, на rio di Foscari,
На rue Gounod?
В bois de Boulogne, в уютном sleeping car'е
Иль в казино?
В Ментоне, Ко, Флоренции, Довиле
Или в Mont d'Or?
В Палас-отель, в отель Регина или
В отель Виндзор?

16

Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини,
Венчавших славою печаль его чела,
Сама Италия с улыбкою дала
Живую красоту своих волшебных линий:
Изгиб стены, рисунок стройных пиний,
Неясный силуэт забытого дворца
И трепетный узор садов, где без конца
Горит орнамент роз, азалий и глициний.
Ему подарены, и в блеске ваз живут,
От Комо - аметист, от Капри - изумруд,
А пурпурный закат на зеркале Канала,
На rio спутанных Венеции моей -
В изгибах легких ваз, среди других камней,
Горит созвучием рубина и опала.

17

Ты помнишь? - мы были в Версале
В осенний задумчивый день.
Мы шумный Париж променяли
На эту бесшумную тень.
Ты помнишь, как серые стены
Нас вывели в вянущий сад?
Как ты покупала мадлэны,
Как ты не хотела назад?
В аллеях листы монотонно
Летели с деревьев к земле,
В замолкших фонтанах Латоны
Грустили на желтом ковре.
И там, где туманней и глуше,
Где все в неразбуженном сне, -
Нашли мы этюды la Touch'а
В сонетах Henri de Regnier.
В бассейна бестрепетном лоне
Твой образ терялся и гас.
На этом загадочном фоне
Все было загадкой для нас.
Ты помнишь? В уютной коляске
На нашем обратном пути
Мы только молчали, как в сказке,
Мы слов не хотели найти.
Все то, что вернуться могло бы,
Нам было так трепетно жаль, -
И после мы поняли оба,
Что мы полюбили Версаль.

18. В саду одной из старых вилл, на Комо

«Да, этот сад дает немало мне хлопот!
Как только умерла графиня, сын графини
В Париж уехал; там живет он и поныне;
Не вижу я его уже который год.
Все пишет только мне: убавь, убавь расход.

Еще от автора Дмитрий Иосифович Кленовский
«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

На протяжении десятилетия ведя оживленную переписку, два поэта обсуждают литературные новости, обмениваются мнениями о творчестве коллег, подробно разбирают свои и чужие стихи, даже затевают небольшую войну против засилья «парижан» в эмигрантском литературном мире. Журнал «Опыты», «Новый журнал», «Грани», издательство «Рифма», многочисленные русские газеты… Подробный комментарий дополняет картину интенсивной литературной жизни русской диаспоры в послевоенные годы.Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-x гг.


Рекомендуем почитать
Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.