Политическое завещание, или Принципы управления государством - [26]

Прощение за преступления, которое Ваше Величество даровали ему по его возвращении из Фландрии, будет оценено потомками как действие весьма незаурядное. Огромные денежные суммы, полученные им от Ваших щедрот, губернаторство Бурбоннэ, титулы герцога и пэра и вхождение в число моих родственников были узами достаточно прочными, чтобы удержать в рамках долга любого нормального человека, но не его, оказавшегося не в состоянии обуздать свои амбиции.

Незадолго до того, как граф де Крамай был помещён в Бастилию, ему вновь дозволили бывать при дворе, согласившись предать забвению его прежние проступки. Однако такое благосклонное отношение не помешало ему вновь взяться за старое, что было во вред государству при тогдашнем положении дел, и добиваться от Вашего Величества смены давней политической линии[256], которая между тем привела к успеху, подтвердившему её справедливость и угодность Господу.

Назначение маршала де Витри губернатором Прованса понуждало его исполнять со всеми возможными приличиями[257] сию высокую должность, которую он получил благодаря своему мужеству и преданности. Однако непомерная алчность, дерзкий и спесивый нрав мешали ему в этом, что в конечном счёте привело к тому, что он был отрешён от должности и определён в менее крупную провинцию[258].

Говоря о тех, кто был просто удалён от двора, необходимо упомянуть герцога де Бельгарда, который каких только благодеяний ни был удостоен Вашим Величеством и Вашими слугами. Ваше великодушие и их усилия вывели его из некоторых затруднительных ситуаций в связи с делами кабинета, куда его ввергли непомерное тщеславие и необузданность страстей. Герцогом Бельгард стал благодаря Вашей милости и был тем более обязан вести себя лучше в отношении Вашего брата, когда помогал тому уехать из Франции, поскольку Вы пожаловали ему один из высших чинов при своём дворе[259], из чего он извлекал немалую выгоду.

Туара же из простого и бедного дворянина в один миг превратился в маршала Франции, взысканного Вашими благодеяниями до такой степени, что получил не только самые блистательные должности и губернаторские посты в самых больших провинциях королевства, но и свыше 600 тыс. экю в порядке вознаграждения[260].

Фаржи[261] тем более следовало вести себя как подобает, ибо Ваше Величество определили её в свиту Королевы, своей супруги, несмотря на пересуды[262], которые о ней ходили.

Герцоги де Гиз и д'Эльбёф на глазах у всех оказались осыпаны несказанными милостями Вашего Величества.

Фридрих Генрих Нассау, принц Оранский

В тот момент, когда принцесса де Конти с увлечением затевала свои интриги при дворе, она получила из казны немалые средства на покупку владений Музон и Шаторено;[263] однако этого оказалось недостаточно, чтобы побудить её выполнять свой долг.

Удаление от двора герцога де Ла Валетта было добровольным[264], а не вынужденным, но поскольку он подал мне повод включить его в это перечисление, то не могу не сказать, что, незадолго до того как он стал подговаривать Вашего брата и графа Суассонского[265] обратить против Вас войско, находившееся под их командованием, Ваше Величество удостоили его титула герцога и пэра.

Не могу не прибавить к этому, что, дабы вернее привлечь его на службу, Вы сочли за благо, чтобы он завязал более тесные отношения с теми, чья жизнь этой службе принадлежала целиком[266], и, учтя его близость ко мне[267], пообещали ему должность губернатора Гиени, как только она освободится, и прибавили к его жалованью генерального полковника пехоты ещё 30 тыс. ливров дохода[268].

Кроме того, могу сказать, что, несмотря на дарованное ему благодаря необычайному великодушию Вашего Величества прощение за столь грязное и постыдное преступление, засвидетельствованное двумя принцами[269], которые безупречно вели себя в той ситуации, он, то ли из-за слабости и зависти по отношению к принцу Конде и архиепископу Бордосскому[270], то ли возымев намерение воспрепятствовать Вашим успехам, потерял немало чести, упустив случай захватить Фонтараби, который неприятель не мог более оборонять.

Вы проявили редкую осторожность, когда на протяжении целых десяти лет сдерживали все враждебные Вашему государству силы при помощи союзников, прибегая не к оружию, а к кошельку[271]. Точно так же Вы выказали одновременно немалую мудрость и осмотрительность, открыто вступив в войну[272], когда союзники уже явно не могли сопротивляться в одиночку:[273] оберегая спокойствие королевства, Вы поступили подобно рачительному хозяину, который, бережливо копя деньги, умеет вовремя их потратить, дабы оградить себя от более значительных убытков.

Одновременное наступление на врага сразу по нескольким направлениям, чего никогда не делали ни римляне, ни турки, несомненно, многим покажется весьма опрометчивым и безрассудным. И однако же, сие является ярчайшим доказательством как Вашего могущества, так и здравого смысла, ибо в тот момент необходимость требовала вовлечь вражеские силы в боевые действия повсюду, чтобы они не смогли сосредоточиться в одном месте и одержать победу.

Война в Германии[274] была неизбежна, поскольку именно в этой части Европы она когда– то давно началась.