Политические идеи XX века - [44]

Шрифт
Интервал

Однако создаётся впечатление, что как в Германии, так и за границей общественное мнение осталось равнодушно перед этим произведением, похожим на воинственный клич. Не только избиратели отдали Гитлеру значительное число голосов, но и после его назначения на пост канцлера общественность продолжала поддерживать его, несмотря на введённые им ограничения прав и свобод. Нацистская партия набрала на выборах 44 % голосов, в ходе следовавших один за другим плебисцитов Гитлер получал 95 %, 84 % и, наконец, 98,8 % голосов. В промежутках между этими славными плебисцитами была принята евге-нистическая программа, проведена милитаризация образования, начались гонения на евреев и убийства политических противников. Даже если учесть такие факторы, как запугивание избирателей и махинации пРи подсчёте голосов, факт сговора между народом и набирающим силу тоталитаризмом кажется поразительным. И не потому, что это

85

единственный в истории случай подобного единения между народом и правительством. Таких фактов было великое множество. Его уникаль-ность состоит в том, что это был сговор с чрезвычайно образованным народом. Даже если предположить, что существовало в какое-то время определённое сообщничество между русским народом и ленинским правительством - что кажется весьма маловероятным - то в данном случае речь идёт об огромной стране, лишённой реальных средств информации, большинство населения которой было неграмотным, где мало кого могло возмутить применение насилия или обмана на выборах, потому что других парламентских выборов там никто не знал. В то же время Германия представляла собой страну с развитой системой гражданских прав, где имелось большое число университетов, в кото-!, рых с незапамятных времён велись дискуссии о свободах и угнетении, « с довольно небольшой территорией, где информация могла свободно распространяться без риска исчезновения.

Такой сговор объясняется, вероятно, тремя различными причинами: неверием, отчаянием и постоянно усиливающимися репрессиями.

Никто, за редким исключением, не поверил в возможность осуществления замыслов, изложенных в MeinKampf. Гитлер сам признал однажды, что кажущаяся безобидность и фантастичность его проектов во многом способствовали их реализации. С одной стороны, антисемитские речи и апелляции к германскому духу звучали, как надоевшие лозунги. Они не привлекали внимания, потому что повторялись изо дня в день, и не считались преступлением, т.к. уже более века являлись частью национального мировоззрения. С другой стороны, предлагавшиеся Гитлером проекты казались настолько безумными, что воспринимались скорее как старые обличения и оскорбления, чем как конкретные намерения. Европейцы, разделявшие расистские и антисемитские тезисы, уверовали раз и навсегда, что высшим расам удастся подчинить себе низшие расы и что в этом даже состоит их долг перед человечеством, но что на данном этапе такая миссия представляется нереальной из-за слишком консервативного склада ума современников. Таким образом, появление MeinKampfне вызвало особого возмущения, потому что одни считали её слишком абсурдной, другие не увидели в ней ничего нового.

Отчаяние немецкого народа может объяснить, как сформировались отношения сообщничества между тоталитарным режимом и общественным мнением. Убедившись в продажности демократических органов власти, общественность приняла диктатуру. Убедившись в прошлых злоупотреблениях свободой, она приняла авторитарный режим. Убедившись в существовании еврейских козней, она закрыла глаза на создание первых концентрационных лагерей. Глубина страданий населения была столь велика, что общественность готова была пойти на любые уступки, лишь бы обеспечит^подъём страны. В речах Гитле-

86

ра она услышала волю к возрождению нации, благодаря ему она увидела путь к спасению. Это открытие показалось столь чудесным, что она забыла или сделала вид, что забыла о средствах, которые необходимо было применить для достижения этой цели. Эта ситуация отнюдь не свойственна только Германии 30-х годов, как утверждают некоторые исследователи, позволяя себе выдвигать в качестве аргумента тезис о пресловутой немецкой покорности. Подобные рассуждения сильно отдают германофобией, которая столь же абсурдна, как и гер-маномания. К тому же представления о немецкой покорности были существенно поколеблены во время событий 1989 года, опровергнувших пророчества тех, кто считая, что из-за "врождённой дисциплинированности" немцы Восточной Германии дольше всех останутся в сфере влияния Советского Союза. Здесь хорошо видна непонятная для постороннего наблюдателя готовность народа отказаться от своей свободы, как только у него появилась надежда на спасение после долгого периода беспросветной нужды. Подобное уже случалось с римлянами в I веке до новой эры, когда доведённые до отчаяния продажной и разорительной демократией они, по выражению Тацита, " устремились в рабство тем поспешнее, чем выше было их положение в обществе"...

Наконец, рост репрессий: по мере своего продвижения к вершинам власти Гитлер принимал всё новые меры предосторожности против возможного сопротивления оппозиции. А такие попытки неоднократно предпринимались. Провозглашение евгенистической политики вызвало возмущение церковных кругов. Уже в 1930 году Папа Пий IX резко осудил евгенику как учение. В 1940 году лютеранский епископ Вюр-темберга Теофил Вурм, а затем католический епископ Мюнстера Август фон Гален в 1941 году выступили с протестом против уничтожения душевнобольных и калек. Возмущение было столь велико, что Гитлер должен был отказаться от этих экспериментов, по крайней мере не стал проводить их открыто. Это показывает, что на каком-то этапе истории гитлеризма энергичные выступления общественности могли остановить процесс массового истребления людей. Оба эти епископа не были арестованы. Вероятно, правительство не могло игнорировать мировое общественное мнение. Что касается движения сопротивления на идеологическом уровне, голоса противников нацизма заглушались голосами его сторонников. Многие представители интеллигенции добровольно уезжали в изгнание. Массовая поддержка, которую получало правительство в ходе плебисцитов, позволяла властям усиливать репрессии против инакомыслящих. События стремительно развивались. Когда немцы -не все, конечно, - заметили, что они породили чудовище, было уже слишком поздно. Сопротивление на политическом уровне смогло организоваться только после Сталинграда, и после разоблачения заговора его участники были зверски уничтожены.


Рекомендуем почитать
Полемика о генеральной линии международного коммунистического движения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Убийство демократии. Операции ЦРУ и Пентагона в постсоветский период

Холодная война номинально закончилась в 1991 году, но Соединенные Штаты с распадом Советского Союза не только не прекратили военные и скрытые вмешательства в мире, но и значительно активизировали их. Книга «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в постсоветский период» продолжает фундаментальный труд Уильяма Блума «Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны». Международный коллектив авторов, крупнейших специалистов по своим странам, демонстрирует преемственность в целях и обновление технических средств военной и подрывной деятельности Вашингтона.


Россия против США

Очередная книга известного российского предпринимателя и политика, бывшего главного редактора журнала «Америка» Константина Борового описывает события 1999 года, когда за два года до теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке он получил информацию о подготовке этого теракта и передал ее посольству США в Москве, а затем и руководству ФБР в США.


Фурсов о 2020-м

Статья с сайта https://stalingrad.tv/.



Время банкетов

Увидев на обложке книги, переведенной с французского, слово «банкет», читатель может подумать, что это очередной рассказ о французской гастрономии. Но книга Венсана Робера обращена вовсе не к любителям вкусно поесть, а к людям, которые интересуются политической историей и ищут ответа на вопрос, когда и почему в обществе, казалось бы, вполне стабильном и упорядоченном происходят революции. Предмет книги — банкеты, которые устраивали в честь оппозиционных депутатов их сторонники. Автор не только подробно излагает историю таких трапез и описывает их устройство, но и показывает место банкета, или пира, в политической метафорике XIX века.