Полет тунца над раскаленной палубой - [2]

В форме он казался еще более щуплым и нелепым, чем в гражданской одежде: белесые волосы, стянутые в тугую косицу, бледная кожа, бескровные губы делали его вид болезненным. Но серые глаза мальчишки сверкали сатанинской гордостью и страстью.

— Ах, малыш Габи…

— Габриэль, сэр.

— Так вот, Габи, — повторил я с нажимом, — когда сепаратисты — а у них есть очень опытные пилоты — поджарят твой бледный зад…

— Я не покажу им зад, сэр. Ни свой, ни зад своего ведущего.

Сопляк! Я сжал кулаки и даже успел в подробностях представить, как с хрустом ломаю тонкую переносицу, как кровавые сопли текут по губам… но сдержался. Только усмехнулся как можно язвительнее:

— Лейтенант Вилмер, вы отстраняетесь от полетов.

— Нет, капитан. — Адмирал, как оказалось, все это время был в каюте, сидел в кресле в углу за моей спиной и наблюдал. — Лейтенант Вилмер полетит в твоем звене первым ведомым. Драться можете отлично, хочется увидеть, как получится сотрудничать. — И сразу отсек: — Не обсуждается.

Я до вечера не притрагивался к выпивке, и вскоре понял, что не могу уснуть. Я думал о Бриане, и ее образ все ярче и полнее возвращался ко мне: вот ее лицо, лучистый взгляд карих глаз, улыбка, ироничная на людях и нежная, светлая наедине. Вот солнечно-пряный запах ее волос… он был именно таким, солнечным, даже через много месяцев после того, как мы в последний раз видели солнце. Вот ощущение кожи под пальцами… и голос. Мягкий чуть хриплый шепот, только для меня: «Здравствуй, мой хороший».

«Бри… зачем ты это сделала, любимая? Я не отдавал такого приказа!»

Она, конечно, ничего не ответит — она считает, что сделала все правильно.

«Бри, знаешь, кто к нам пожаловал сегодня? Твой блондинчик Габи. Кажется, малыш хочет сдохнуть, а я хочу ему помочь. Прости, любимая, но я очень хочу… знаю, если бы ты могла — стала бы просить, чтобы я его поберег, чтобы позаботился. Но не могу я! Не могу простить ему того лета у моря, объятий и поцелуев, твоего счастливого смеха… знаешь, ему так и надо было оставаться мармеладной картинкой из райских кущ, а не являться сюда, в мой мир. Потому что тут он чужой… и, вот сопляк же, хлюпик, раздавил и забыл. А жалко. Как подумаю, что ты его обнимала, что ты бы по нему плакала — и убить хочется, и жалко».

С утра я сам себе казался рассеянным, от этого злился на всех и вся, а больше всего — на себя и белобрысого лейтенантика. Мы с ребятами уже пару месяцев летали вместе: доверяли друг другу, научились понимать с полуслова, с тени движения, а этот мальчишка… словом, я постоянно помнил о том, что за правым плечом у меня Габи Вилмер, пилот-недоучка вчера из академии, несостоявшийся муж моей погибшей девушки.

Впрочем, вылет проходил успешно. Мы дружно встретили боевым кличем черный гриб, выросший точно над указанной целью, и уже были на полпути к базе, когда появился он: особенные обводы корабля, неповторимый стиль ведения боя. Беркутом называли его повстанцы, я звал убийцей Бри.

Он казался легкой добычей, уводил, заманивал. И мы купились. Все. Как наивные дети бросились в погоню. Уже окружили, почти настигли, уже поймали в прицелы… как вдруг он пропал.

И вынырнул сзади и сбоку, мгновенно превращаясь из добычи в удачливого охотника.

— Дерек, держись, я прикрою… — последние слова Бри, которые я успел услышать…

…и безмолвная вспышка на краю видимости.

Как и тогда, Беркут вел свою, одному ему понятную игру, а вся стая вражеских перехватчиков, как шакалы за крупным зверем, носились следом в поисках легкой поживы. И вот уже третье звено, наполовину укомплектованное новобранцами, уничтожено, второе — разбито и рассеяно, четвертое ведет бой.

Пятое в полном составе благополучно вернулось под защиту «Немезиды». Следом — наш бомбардировщик.

Я опять жив, здоров, словно заговорен. Как в тот раз, как много раз после…

— Звено один, слушать приказ: все — на базу. Не сметь следовать за мной, ясно?

— Дерек, брось. Его не одолеть…

Это Калеб. К нему присоединились и другие, но я уже не слушал — по дуге вокруг станции возвращался к Вулкану.

Я несся на предельной скорости — сердце как бешеное перегоняло адреналин — и не сразу заметил, что не один. За правым плечом по-прежнему был злополучный мальчишка.

— Назад, щенок! — заорал я. — Под трибунал отдам!

На дисплее видеосвязи сопляк был бледен, как покойник, но взгляд! Взгляд одержимого. Наверное, точно такой, как и у меня.

— Я же сказал, капитан, что не покажу врагу зад ведущего, помните? — прошептал он и злобно оскалился.

Беркут был дьявольски хитер, а меня, видно, и правда хранил бог. Или, может, я просто стал старше и опытнее. Но ни божья помощь, ни опыт, ни вся моя безграничная ненависть к ублюдку не приносили победы.

Мальчишка по-прежнему висел на хвосте как приклеенный и хоть не создавал помех, помочь тоже ничем не мог. Цел, и ладно, — думал я.

Это была безумная гонка, и я по-прежнему чувствовал, что враг опережает.

Как ему это удавалось? Он играл со мной, всегда знал, что произойдет в следующий миг, словно его обучали наши инструкторы, словно сам он нас учил. Я вновь и вновь ловил его в перекрестье прицела, стрелял. И каждый раз мимо.