Полет кроншнепов - [3]

В этом высказывании Маартен 'т Харт не упоминает еще об одной, вероятно, самой главной причине актуальности собственного творчества и творчества своих единомышленников. «Сражаться с религией» в их понимании — это не только и не столько сражаться с кальвинизмом как наиболее ортодоксальной ветвью протестантизма. Религия для них скорее является средоточием всего антигуманного: догматизма, формализма, ограниченности, невежества, ханжества и лицемерия. Причем, что касается Маартена 'т Харта, он не склонен рассматривать эти негативные стороны человеческой природы как извечно ей присущие. Быть может, благодаря специфике своей первой профессии острый наблюдатель и реалист, в своем творчестве он прочно опирается на современную действительность, в ней находит причины нравственных недугов западного общества. Антитеза «природа — кальвинизм», ставшая контрапунктом 'т-хартовских произведений, глубоко коренится в окружающей писателя жизни: с поразительным чутьем уловил он суть проблемы, одной из самых тревожных в послевоенной истории Западной Европы. Варварское разорение природной среды, беспринципное игнорирование ее законов капиталистическими монополиями превращается и в политическую, и в нравственную проблему, ибо бездушными механизмами «ядерного века» управляют все те же люди, и Маартен 'т Харт, не желая валить с больной головы на здоровую, называет вещи своими именами. Апеллируя к природе, писатель не отворачивается от человека, а, наоборот, всем своим творчеством утверждает его ответственность перед природой. К ответственности он призывает прежде всего современного западного буржуа, зачастую маскирующего неустанную заботу о пресловутом «уровне жизни» демагогической фразой о необходимости защиты окружающей среды. В кальвинизме же, тем более кальвинизме провинциального городка, где все пороки современного общества представлены в концентрированном, неприкрашенном виде, очевиднее и пошлее разрыв между высокопарными разглагольствованиями о долге, умеренности, с одной стороны, и последовательным нарушением всех семи «заповеданных» норм нравственности — с другой. Таковы старейшины из «Полета кроншнепов», пришедшие готовить умирающую мать героя к «встрече с богом», но их пропитые физиономии и рыскающие глаза никак не соответствуют той высокой духовной миссии, которую они собираются исполнить, и при создании их портретов Маартен 'т Харт не стремится сохранять свою обычную деликатную писательскую манеру.

Антитеза «природа — кальвинизм», являющаяся основополагающей для мировоззрения писателя, в контексте всего его творчества может быть дополнена рядом противоположностей, ей синонимичных. Естественность — ханжество, жизнелюбие — догматизм, душевная чуткость — фанатичное следование идее, лишенной какой бы то ни было жизненной ценности, — эти и другие 'т-хартовские антитезы определяют и практически обязательную для писателя «парную» систему построения художественной образности. В его книгах неминуемо сталкиваются приверженцы глуповато-обывательской, не терпящей ничего на нее не похожего морали и раблезианский жизнелюб в рясе, обладающий удивительным проповедническим даром («Племянник Мата Хари»). Сталкиваются невежды-старейшины, считающие себя вправе требовать от ближнего исполнения не соблюдаемых ими самими «божественных предписаний», и отец Маартена, знающий истинную цену каждому заработанному куску хлеба («Визит старейшин»).

Парные, контрастные образы 'т Харта населяют не только мааслёйскую глубинку, тот же принцип «антиподов» использует писатель и в изображении окружающей его «цивилизованной» реальности. И в этом прослеживается четкий взгляд автора на кальвинизм не как на островок фольклора, а как на особого рода нравственную недостаточность, тем более опасную в современном западном «обществе технократов». И не случайно антикальвинистская направленность творчества Маартена 'т Харта смыкается с, условно говоря, экологической. Ведь именно своим формальным, бездуховным отношением к окружающему миру сходны примитивные старейшины, и интеллектуал-режиссер, собирающийся перекрасить для съемок фильма ужасов 10 000 белых крыс («Морская прогулка поневоле»), и репортер, одержимый ультрасовременной идеей «дать интерпретацию действительности» и поэтому самой этой действительностью пренебрегающий («Замок „Мёйдер“»). И уж совсем близкие родственники в своей патологической нетерпимости к чужому успеху — брат Схарлоо, даже разорившийся на мопед, лишь бы скомпрометировать оригинала-пастора («Племянник Мата Хари»), и светский сплетник коллега К. из рассказа «Лошадь в погоне за ястребом».

Антирелигиозный пафос произведений 'т Харта направлен на подслащенное христианскими добродетелями ханжеское здравомыслие, стандартизованное благоразумие среднего буржуа, которое неизбежно отчуждает человека от природы, подлинные чувства заменяет шаблонной цветистой фразой. Критическая мысль писателя, прошедшего сквозь «чистилище кальвинистского детства», не знает оттенков черной краски. Достаточно вспомнить портреты кальвинистских старейшин, их «красные физиономии» со «следами неуемного потребления можжевеловки», чтобы оценить ту меру неукротимой ярости, которая порой заостряет перо Маартена 'т Харта до обличительной сатиры. Однако другой полюс, в 'т-хартовской образной системе призванный служить прибежищем добра и неписаных нравственных истин, пестрит многообразием оттенков, множеством импрессионистских мазков, иногда не складывающихся в целостную картину, а иногда в совокупности производящих впечатление, чуть ли не обратное авторскому замыслу. То, что противостоит кальвинизму, «природа», в терминологии М. 'т Харта, целомудренна и в самой себе заключает идею высшей нравственности, служащей для писателя синонимом добра. Но ближе всего к ней стоят, а следовательно, и руководствуются теми же законами истинной, «природной» морали, персонажи вроде пожилого ребенка, голубятника Йапи или безвредного дядюшки, изобретающего вечный двигатель. Одухотворен сокровенным воспоминанием писателя образ матери — кальвинистской мадонны, изо дня в день покорно тянущей лямку домашней работы и бесцветного существования. С глубинным, почти напевным лиризмом, порой расцвеченным добродушно-лукавым авторским смешком, выписаны образы этих людей, в силу своего «кровного родства» с природой обладающих нравственным иммунитетом ко всякого рода пошлости и грязи, но не способных оказать ни малейшего сопротивления натиску той обывательско-прозаической действительности, которая противна их естеству, но в которую они вовлекаются волею обстоятельств. Словно сознавая свою беззащитность и ранимость, они стремятся куда-то на периферию жизни, к уединению: в сумрачный сарай — изобретатель-дядюшка, на затерянную между небом и землей голубятню — Йапи, редко покидает удаленное от всех проезжих дорог хозяйство мать Маартена. Ведь только так, вдали от «цивилизованного варвара», можно сохранить незапятнанной свою душу, детскую доверчивость и нравственную чистоту. Тем большей нелепостью кажется смерть, тот «страшный выбор», падающий на всех этих людей, по идее ничем не прогневивших, да и неспособных прогневить, искренне ими чтимого «верховного судию», которого именует «палачом» Маартен, несомненное «альтер эго» писателя, в романе «Полет кроншнепов».