Полет кроншнепов - [109]

Шрифт
Интервал

Я глаз не сводил с рептилии — она уже и хвостом теперь не шевелила — и думал: вот ведь как бывает, никогда бы я не узнал о существовании этой твари, если б незадолго перед тем, как улизнуть на свободу, она не тяпнула за руку нашего служителя. К счастью, тот не растерялся: живо схватил топор — его оставил в террариуме плотник, выполнявший там какой-то мелкий ремонт, — и отрубил укушенный палец. Затем беднягу отправили в больницу, вместе с противоядием, которое хранилось в морозильнике и, чтобы стать пригодным к употреблению, должно было сперва оттаять. В больнице, по словам людей сведущих, для него сделали все возможное, тем не менее еще целых две недели — даже отрубив себе палец! — он боролся со смертью, и никто понять не мог, как ему вообще удалось выздороветь; но применимо ли слово «выздороветь» к человеку, который навек остался инвалидом? А натворила все это змея. С тех пор как она улизнула, ее незримое присутствие держало нас в вечном страхе. Кое-кто даже считал, что, пока эта злодейка не поймана, лабораторию надо закрыть.

И вот сия метровая красотка лежит в проходе между мною и дверью. Я пристально, очень пристально смотрел на нее, с таким чувством, будто иду безлунной ночью по лесу и с превеликим трудом держу себя в узде: так меня и подмывает затянуть песню. Если уж запою, мелькнуло в голове, то не иначе как покаянные псалмы. Любопытно, чем она питалась все это время? Мышами, которые заполонили здание от подвала до чердака и вечером, как только отключался свет, спускались по отопительным трубам вниз? Выходит, она что же, переловила всех мышей и потому открыла охоту на моих крыс? Н-да, если она решила поживиться крысами, подумал я, то выбрала как нельзя более удачный момент. Ведь чуть ли не во всех клетках сидят беременные самочки. Но змее я тихонько сказал:

— У меня сейчас вовсе нет молодняка, одни дряхлые, жесткие самцы, на вкус точь-в-точь старый кожаный ремень.

Едва я это сказал, как тут же и устыдился своей глупой болтовни. Коралловая змея вызывающе пошевелила язычком, я медленно попятился к пустому лабораторному столу у окна, прямо напротив входной двери, вскарабкался на него и прислонился к стенке, как завороженный глядя на змею, укус которой принесет мне верную смерть, если сию же минуту не ввести противоядие, а ведь ему нужно сперва оттаять, лишь тогда оно будет готово к употреблению. Сыворотка сохраняла целебные свойства только в морозильной камере холодильника, значит, в момент укуса воспользоваться ею невозможно — загодя-то не знаешь, что тебя укусят. Яд — это вроде как влюбленность, подумалось мне. Знал бы, что на твоем пути встретится девушка, к которой ты потом месяцами будешь устремлять свои помыслы, так принял бы профилактические меры, заранее достал из морозильника противоядие. Эх, Рионна, думал я, неужели ты не могла найти себе другое поле деятельности?

Какой все-таки яд у коралловой змеи? Нервно-паралитический или тот, что действует на кровь? Вероятно, нервно-паралитический, поскольку иначе укус не был бы таким до жути губительным. Или коралловая змея вносит в рану сразу и нервный, и гемолитический яд? Не знаю, думал я, а ведь следовало бы знать! Когда грозит опасность, необходимо знать о ней хоть что-то. Мне вдруг пришло на ум, что коралловая змея в родстве с австралийским тайпаном, а у тайпана яд и вправду смешанный. Однако ж мои познания тем и исчерпались; я подтянул коленки поближе и сидел на столе этаким медитирующим буддой, неподвижно уставясь на коричневые, желтые и алые полосы, которые временами, когда я зажмуривался, рождали на моей сетчатке пятна дополнительных цветов.

Что делать? Сидеть сложа руки? Змея едва ли пролежит тут весь вечер. Как только она скользнет прочь, немедля рвану к двери, решил я. Но ведь, скользнув прочь, она может устроиться под письменным столом или под ящиком для корма и, попытайся я бежать, сумеет без труда отрезать мне дорогу. Глядишь, и тяпнет еще. Я плотно обернул штанинами щиколотки и натянул поверх носки — надежный способ против крысят, которые с испугу обычно норовят нырнуть в ближайшую штанину, вскарабкаться наверх и устроиться в ложбинке между ног. Только поможет ли такая предосторожность от коралловой змеи? Она с легкостью прокусит мои тонкие брюки, это уж точно, а что до ползания на крысиный манер вверх по штанине, так я даже думать об этом не желал, поскольку разрешаю себе стучать зубами лишь от холода. Подождем, другого выхода нет. Вряд ли это надолго. Я прислушался — кругом звенящая тишина. Так бы и погрозил кулаком четвертому этажу, ведь именно там работают с коралловыми змеями. Совсем одурели, думал я, это ж надо — таких змей развести! Спору нет, исследования — дело хорошее, и работают они замечательно, но господи боже ты мой, скажите на милость, почему для этого непременно требуются коралловые змеи? Неужто нельзя проводить рентгенологические штудии на каких-нибудь более безобидных пресмыкающихся? По-моему, челюсти и жевательные мышцы у всех змей одинаково дружно заглатывают добычу, правда? Но как бы там ни было, а я отлично знал: настоящему фанатику-герпетологу мало просто держать самых опасных змей, он еще будет повсюду таскать их с собой. Если змея не очень крупная, такой псих сажает ее в мешочек, а мешочек спокойненько прячет в карман брюк. Зачем он так поступает? И почему эта опасная аномалия наблюдается исключительно у мужчин? У обыкновенных, заурядных мужчин, которые вечером выпивают стакан пива, а утром — чашку кофе, ночью спят и питаются три раза в день, как мы все, и тем не менее какое-то нервное волоконце у них в мозгу явно разболталось, потому они и одержимы змеями, равно как другие мужчины одержимы шахматами или поездами да трамваями: разбуди их среди ночи, и они без запинки отбарабанят железнодорожное расписание аж до самой Сицилии вкупе с номерами используемой техники. Подобного рода аномалии встречаются исключительно у мужчин — вот одна из немногих премудростей, какие я с годами постиг на собственном опыте. В самом деле, и я тоже не безгрешен. Назовите мне любой номер по кёхелевскому каталогу


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.