Полдетства. Как сейчас помню… - [14]

Это был тот вечер, когда я первый и последний раз получил от папы по попе. Со всей силы и за дело. Потом он развернулся и ушел. Мама, видевшая траекторию приближения отца к ребенку, попрощалась уже с сыном, и теперь, когда я хоть и хныкал, но моргал, а значит, был жив, она позабыла про положенный матери вой, отложила претензии и стала меня обнимать. Потому что материнская любовь к вернувшемуся разведчику перевешивает недовольство сержанта запаса задержавшимся на задании до глубокой ночи бойцом. Спросите, кто этот сержант запаса? Да мама же моя!

Но я отвлекся от противостояния Ж – Ж. Однажды родители Жарова отправились на закупки в Германию, в город-герой Потсдам. И присмотреть за отпрыском попросили – только не смейтесь – моих родителей. Мы оба этому стечению обстоятельств были очень рады и немедленно отправились гулять.

Отопление в городке было угольное. Уголь привозили в брикетах и сваливали на специальной площадке, чтобы любой, кому нужно, мог с ведром прийти и набрать. На этой площадке прямо на угольной горе дети, естественно, тут же придумывали себе игры.

Мы – дети военных, это я уже отмечал, к тому же мы находились в Германии, и то, что фашисты родом из этих мест, тоже знал каждый. Возможно, поэтому мы были обречены играть в войну.

Теперь пара слов об угольных брикетах. Они были не слишком тяжелыми, но и не легкими, как пенопласт. Такой себе средний вес, вполне комфортный для ребенка. Брикет хорошо ложился в руку, его удобно было держать. Конечно, поверхность каждого бруска была густо покрыта угольной пылью, которая оставалась на руках, но эту черноту легко можно было скрыть, несколько раз с нажимом проведя ладонями по одежде – руки приобретали тот же оттенок, который уже имели кожа-одежда-обувь любого ребенка на свободном выпасе. А теперь две главных вещи: угля было всегда много и, падая на землю, он разбивался, а мы кидались им друг в друга, представляя, что это осколки от разрыва гранаты! Чего еще надо – бросай уголь в противника, тот будет уворачиваться и убегать, весь в черном дыму от угольных «взрывов». Здорово и весело!

Мирно прогуливаясь в тот прекрасный солнечный день, мы с Жаровым через какое-то время оказались на угольной куче. Правила нам были известны, игра – любима, и мы начали. Он кинул – я уклонился, потом я кинул – он отбежал. И так по очереди. Но случилось, что, когда мне в очередной раз выпало бросать, я оказался точнее и быстрее. Или, может, он отвлекся. Но попал я ему в голову, четко в правую бровь. Углем. Метров с семи. Брикетом, повторюсь. Тут же рев, вся морда черная, а сквозь шахтерскую раскраску, пульсируя и пенясь, лицо незадачливого гранатометчика Жарова заливает кровь. Жуткое зрелище! Но надо что-то делать.

Повел я его к себе домой, раз уж моих попросили присмотреть за ним. Привел. Мама чуть по стене не сползла при виде крови. Думаю, сразу оценить степень повреждений моего товарища по игре оказалось непросто. Точно не проще, чем отмыть его и оказать первую медицинскую помощь. А еще пришлось чистить одежду. Но сложнее всего в этой истории было ждать возвращения жаровских родителей. Неблагодарное это дело – сдавать обратно «поломанного» чужого ребенка. Это покруче конфуза от сдачи арендованной машины, которую слегка помяли за время использования. Интересно, как моя мама выкручивалась?

Вы думаете, мы с Жаровым рассорились после этого? Нет. На следующий же день снова играли вместе! И после играли. И игры наши снова были про войну, будь она трижды неладна.

Однажды зимой мы снова сошлись в очередной битве. Правда, угля уже не было – он смерзся весь, а махать кайлом мы еще не умели (да и не подняли бы ни кирку, ни кайло – каши еще не столько съели). Зато тут и там по всему городку выросли гигантские сосульки, причем многие из них мы могли достать даже с высоты нашего детского роста. Сосульки тоже было интересно кидать: рассыпались они с хорошим, почти натуральным «гранатным» треском. А эти великолепные искры осколочных разлетов! Шикарные игрушки дарила нам природа!

Я сидел в засаде за деревянной беседкой, а Жаров методично метал в нее одну за другой ледяные гранаты – просто восторг! Я голову высуну – он швырнет, я убираю ее – и бабах! Здорово! Потом снова высовываю, он опять кидает, я тут же прячусь – взрыв! Круто! Я снова высовываю голову, а тут – сбой программы: сосулька как раз прилетела. Видимо, внеочередная. Левая бровь рассечена, все лицо в крови, куртка в крови, руки, беседка… Длинный кровавый шлейф с площадки до придверного коврика. Поиграли в войнушку. Ну а в квартире мама, и все как обычно, вы уже догадываетесь…

Вот так мы и остались с памятными рубцами, Жаров и Жаденов, scarface twins, близнецы со шрамами. У него углем рассечена правая бровь, у меня сосулькой – левая. Шрам этот виден всегда, если бровь напрячь, белый, упругий, волосы на нем не растут. Да и пусть, шрамы же украшают мужчин. Вот мы и продолжали расти украшенные. Расти и дружить. Мальчишки, будущие мужчины, неформальные главари безобидных детских банд, несостоявшиеся предводители кланов городка, дети, которые чудом выжили в своих играх в свое самое светлое детство на свете.